Джо Холдеман - «Если», 1996 № 11

Когда-то давно кикуйю пришлось сражаться за свою свободу. Объединившись вокруг вождя Джомо Кенийатта, чье имя большинство твоих предков успело позабыть, мы принесли в Мау-Мау страшную клятву, и мы калечили, убивали и совершали такие зверства, что в конце концов дошли до Ухуру, потому что против такой жестокости у цивилизованного человека нет другой защиты, кроме отступления.

А сегодня ночью, юный Ндеми, когда твои родители заснут, ты и твои друзья встретитесь со мной в чаще леса и узнаете о последней традиции кикуйю, потому что я призову не только силу Нгаи, но и неукротимый дух Джомо Кенийатты. Вы произнесете слова ужасной клятвы и совершите жуткие поступки, чтобы доказать свою верность, а я, в свою очередь, научу каждого из вас, как принимать эту клятву от тех, кто придет вам на смену.

Есть время для всего: для рождения, для возмужания, для смерти. Есть, без сомнения, и время для Утопии, но ему придется подождать.

Потому что для нас настало время Ухуру.

С таким заголовком вполне мог бы согласиться шаман новой Кении. Любопытно, что его позицию разделяет просвещенный европеец — журналист, автор 15 книг об обычаях и культах народов Африки.

В Африке многое вызывает удивление, порой кажется сказочно таинственным. «Я вижу берег отдаленный, Земли полуденной волшебные края…» Волшебное, фантастическое чудится в Африке повсюду и во всем. В позе зулуса или бушмена, отдыхающего в безлюдье южноафриканской саванны, стоящего на одной ноге и опирающегося другой о колено, мне виделось что-то от цапли или фламинго. Забавно было слышать, что у ашанти в Гане зять не вправе разговаривать с тещей. Однажды в камерунской глуши находчивый проводник освещал нам путь в непроглядном тропическом лесу светлячками, которые были собраны в марлевых мешочках, привязанных к лодыжкам. Добравшись до деревни, я залюбовался девушками, чьи волосы обрамляли сияющие короны из жучков-светлячков.

Экзотика… Это слово вертится на языке в подобных ситуациях; чем глубже осмысливаешь увиденное, тем чаще приходит в голову простая мысль: люди ведут себя сообразно обстановке, в которой родились и живут, и, будь ты сам зулусом, то отдыхал бы, стоя на одной ноге в пустынных просторах, кишащих змеями и скорпионами, а не подставлял бы свое тело их жалам.

Многие люди убеждены, что если они и их сограждане думают и ведут себя определенным образом, то и другим положено поступать точно так же, несмотря даже на то, что они живут на иных материках, в непохожих географических условиях, принадлежат к другим культурам и расам. Немало наших ошибок проистекает из этого заблуждения: то, что для одного — верх воспитанности, хорошего тона, для другого — низость, оскорбление, потому что у каждого народа свои обычаи, этикет, ибо наши понятия веками складываются в конкретной жизненной среде и диктуются ею. То, что волнует или умиляет европейцев, оставляет азиата или африканца равнодушным или вызывает ироническую усмешку.

Главное в знакомстве с обычаями другого народа — видеть то, что есть на самом деле, а не мерить все на свой аршин. «Глаза чужеземца широко раскрыты, но он видит только то, что знает» — гласит малагасийская пословица.

Если вы просите зулуса или коса объяснить свой поступок, то скорее всего получите односложный ответ: «Мтето! Закон племени!» Однажды я попросил пожилого зулуса растолковать смысл мелькнувшей в разговоре поговорки: «Это почти все равно, что поехать за тыквой-горлянкой на побережье».

— Чего плохого, тем более смешного в том, что человек пожелал купить грушевидную тыкву на побережье? — примирительно осведомился я. Стоявшие вокруг зулусы от мала до велика покатились со смеху.

Успокоившись, старик вытер слезы с глаз и промолвил:

— Друг мой, это долгая история. Просто мы привыкли к этому выражению. Так испокон веков говорили наши предки. Мой дед шутил так, когда я родился.

Придворный поэт Имбонги на одном дыхании пел хвалу королям зулусов от Сензангаконы до Ньягнаезиве. Когда его останавливали и просили разъяснить исторические параллели или сравнения, он по-детски моргал глазами и растерянно выдавливал: «Так восхваляли королей всегда».

Но у всякого обычая или пословицы есть истоки, практическое объяснение, ибо любые нравы, какими бы странными они нам с непривычки ни казались, целесообразны, разумны. Меня не удовлетворяли подобные туманные толкования. Впоследствии я выяснил смысл той пословицы. Горлянки растут под боком, и ехать за ними к черту на кулички, на побережье, значит напрашиваться на неприятности в длинном и опасном пути.

Манеры делают человека, но сколь различаются они. Однажды в зимбабвийской деревне при встрече я подал крестьянину народности шона левую руку — и он смертельно обиделся. В правой у меня был фотоаппарат. Увидев, как резко помрачнело его лицо, я справился у него, в чем дело, не обидел ли я его ненароком.

— Так здороваться, значит нанести оскорбление, — проронил он.

Жизнь подсказала людям этот обычай. В Африке есть засушливые края, где очень мало воды. Из экономии человек там мыл одну правую, «чистую», руку. Эту руку он использует для еды, а левую — для разного рода «грязных, нечистых» дел. На того, кто возьмет во время общей трапезы пищу левой рукой (а это бывает обычно из жадности), посмотрят с осуждением. Подавать или передавать что-либо левой рукой — знак неуважения, пренебрежения к другому.

Африканец не груб и не жаден. Когда он принимает чей-то подарок, то протягивает обе руки. Независимо от значительности подарка, зимбабвиец стремится показать вам, сколь велик, тяжел и щедр он для него, и потому берет его сразу двумя руками, прижимая к груди. Принять подарок одной рукой означает «уменьшить» дар и не засвидетельствовать должной благодарности. Если два человека разговаривают, то у нас считается невежливым проходить между ними, у шона и ндебеле, напротив, это делается умышленно, дабы показать им отсутствие дурных намерений.

Мы поднимаем бровь, когда видим взбирающуюся медленно в гору нагруженную африканку, которую сопровождает налегке супруг, свободный от всякой поклажи, но с копьем, топором или палкой в руке. А суть сцены отнюдь не в дискриминации женщины. Мужчина охраняет подругу от нападения вероломного врага, и руки у него должны быть свободны.

В ЮАР и Зимбабве — да и в других районах Африки — жених выплачивает ее отцу свадебный выкуп — лоболу. Лобола нечто большее, чем плата за жену. Таким путем для родителей смягчается расставание с дочерью, выказывается высший знак благодарности за прекрасное воспитание девушки, подтверждается ее новое положение в другой семье и дается заверение, что о ней там будут заботиться. Если муж дурно обходится с женой, она, оскорбленная, униженная, имеет право уйти от него, и десять коров (обычный размер выкупа) возвращается ее родителям.