Роберт Шеррер - День смерти

Я люблю старинные восточноевропейские кварталы Чикаго. Летняя жара слегка спала, и я решил поставить машину и немного прогуляться пешком. Передо мной тянулись два ряда совершенно одинаковых домов из кирпича, перед каждым — неширокий аккуратно подстриженный газон. Профильтрованный древесной листвой солнечный свет рисовал узоры пятен на тротуаре. На крыльцах там и сям сидели старички и старушки, глядя на движущийся мимо мир. Я читал фамилии на ящиках для писем: Велиус, Гимбутус, Даукантас. Скорее всего, литовский квартал. Штаб-квартира фейнменистов отличалась от других домов только неброской фигурой Фейнмена, выгравированной на двери.

Дверь отворилась, открыв моему взору Джорджа Лейбокаса, пожилого типа в белой рубашке и темных брюках, с плешью на макушке и с заметным животиком. Глава культа мне рисовался несколько иным. Лейбокас проводил меня в кабинет в глубине дома.

— Могу ли я предложить вам чего-нибудь выпить? — спросил он.

— Нет, благодарю, — ответил я. — В моем распоряжении мало времени.

Лейбокас уселся в бордовое кресло и указал мне на точно такое же. Я оглядел кабинет. Если не считать нескольких стилизованных изображений Фейнмена на обшитых панелями стенах, ничто не напоминало святилище.

— Так чем могу быть полезен? — спросил Лейбокас. — Из нашего телефонного разговора я не совсем понял…

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов об одном из членов вашей Церкви, мистере Леонарде Коснике.

— Боюсь, Лен стал апостатом.

— Чем-чем?

— Апостатом. Он покинул нашу Церковь около года назад.

— Лен Косник умер. И оставил записку: «Я есмь вы».

Лейбокас улыбнулся.

— Несомненно, он хотел вновь подтвердить свою приверженность нашей философии. Как жаль, что он скончался прежде, чем мне представилась возможность с ним поговорить. Но как это произошло?

— Автомобильная катастрофа. Он поехал на работу в день своей смерти, столкнулся с другой машиной и погиб. Мы взвешиваем возможность самоубийства.

— Абсурд! Он спрыгнул с моста? Выстрелил себе в лоб? Нет, он просто ехал в машине…

— …в день своей смерти.

— Совершенно очевидно, что Косник решил вернуться в лоно нашей Церкви. А фейнменисты на себя руки не накладывают.

— Но вы же верите в реинкарнацию? Так что самоубийство не столь уж большой грех.

— Мы верим в трансвременную миграцию души, а это весьма специфичный случай реинкарнации. — Лейбокас наклонился вперед и сложил кончики пальцев. — Вы знаете, почему все электроны во Вселенной имеют одинаковую массу?

— Нет. Я не физик.

— Ричард Фейнмен доказал, что существует всего один электрон. Он движется взад-вперед во времени, проявляя себя как электрон или антиэлектрон, и в конце концов занимает место всех электронов во Вселенной. И точно так же существует лишь одна человеческая душа, которая движется взад и вперед во времени, становясь в конце концов душой всех людей. Совсем как электрон в схеме Фейнмена. Мы все — один и тот же человек. В конечном счете, вы проживаете каждую человеческую жизнь, которая когда-либо существовала или будет существовать.

— Так почему, если это ваше существование тяжко, не покончить с ним и не начать сначала?

Лейбокас сжал губы и ответил отрывисто.

— Есть только она человеческая жизнь, и мы ее блюстители. Никто не смеет брать на себя право обрывать ее. Не вижу, как это можно растолковать яснее.

Я решил сменить тему.

— Дата двенадцатое ноября две тысячи сто двадцать второго года что-нибудь для вас означает?

Лейбокас откинулся на спинку кресла.

— Двенадцатое ноября? Это же День Ветеранов… Нет, погодите, День Ветеранов — одиннадцатое ноября. А двенадцатое для меня ни с чем не связано. И, безусловно, для нашей Церкви эта дата ничего не означает.

— Что же, благодарю вас. А теперь мне пора. — Я встал и попытался протиснуться мимо Лейбокаса.

— Не хотите ли узнать еще что-нибудь о Церкви Фейнмена? — Лейбокас встал между мной и дверью. Я неохотно взял несколько брошюр. Уплатив «гонорар» за этот визит, я повернулся, чтобы уйти. Лейбокас вытянул руку ладонью вперед.

— Я есмь вы.

— Очень сомневаюсь.

Боб дал мне разрешение просмотреть рабочие файлы Лена Косника. Я набрал его ежедневник, поместив день накануне его смерти. Экран заполнили бессмысленные фразы: «Я есмь вы». «Мы есьми вы». «Они суть мы». Видимо, Косник был сильно не в себе. Я включил аудиофайл, и тот начал выплевывать: «Чтар ри чол фанг пьон…» В компьютере Косника имелась полная тринадцатичасовая запись трансляции, и, видимо, он пытался ее кодировать. Что никак не входило в его служебные обязанности.

Я отправил Бобу отчет о проделанной работе и за следующие две недели набрался множества самых разнообразных исторических сведений, связанных с 12-м ноября, без которых вполне мог бы обойтись. «Запущен зонд «Венера-2», «Юрий Андропов сменил Леонида Брежнева», «Образование Балтийского союза». Я топтался на месте, а мне хотелось завершить все к концу августа. Приближалась середина сентября, а с ней — день смерти моей жены, и я всегда старался освободить неделю перед ним, чтобы мы могли провести ее вместе. На всякий случай.

Наконец, 10-го августа дело сдвинулось с мертвой точки. Как обычно, утром я зашел в «грот» около моего дома проверить, насколько пауки продвинулись с моим календарем. Еще больше бесполезных зеленых нитей, соединенных с десятками и десятками исторических мелочей. Однако я различил единственную красную нить, уходившую за пределы видимости, и проследил ее к личному узлу, белому ящичку без отличительных признаков. Он был накрепко закрыт. Я его вскрыл, и несколько секунд спустя последовал краткий ответ: «Встретимся завтра в 9 утра, 63-я, Грув-Коттедж, зеленое платье».

У меня над головой громыхала надземка. Я медленно ехал по 63-й улице. Южная Сторона наводила страх даже в солнечное утро. Я знал, что не умру в этот день, но меня вполне могли ограбить, избить, ранить. Я заметил тоненькую женщину в зеленом платье, крепко державшую небольшой кейс. Она пугливо озиралась. Я затормозил рядом с ней и открыл дверцу.

— Залезайте быстрей! — скомандовал я. — И вы вот так прогуливались здесь? Или вы не знаете, как опасен этот район?

Она скользнула на переднее сиденье, откинула назад черные волосы и сердито на меня посмотрела.

— Конечно, знаю! Я только что сошла с надземки. Вы опоздали на пять минут. — Она обернулась и поглядела в заднее стекло. — Я не хочу, чтобы нас увидели вместе. Поезжайте куда-нибудь, где мы сможем спокойно поговорить с глазу на глаз.

Я свернул на Лонг-Шор-Драйв и поехал на север.

— Кто вы? — спросил я.

— Своего имени я вам не назову. Если кто-нибудь узнает, я потеряю место.