Джеймс Уайт - Звездный врач

– Защитник, – сообщила Мерчисон, стоявшая по другую сторону от операционного стола, – прекратил попытки вырваться.

– Друг Конвей, – сказал Приликла, – пациент теряет сознание.

– Вас понял! – процедил сквозь зубы Конвей. Он изо всех сил пытался посылать мысли Нерожденному, и все его alter ego подключились и напряженно мыслили в одном направлении, но только путали Конвея. Одни из их советов никуда не годились, другие были нелепы, но один – трудно сказать, кому он принадлежал, показался настолько глупым своей простотой, что он решил внять именно этому совету.

– Наложите на пуповину зажим как можно ближе к железам, дабы предотвратить случайный выброс секрета, – распорядился Конвей. – Затем перережьте пуповину по другую сторону от зажима в целях разделения родителя и плода. Я вытяну оставшуюся длину пуповины, а вы проткните железы двумя тонкими иглами, извлеките отсосами их содержимое и перенесите в отдельные флаконы. Можете ускорить этот процесс надавливанием на железы. Я бы вам помог, да места маловато.

Торннастор промолчал. Он уже взял иглы с подноса, подставленного Мерчисон, а та включила и проверила, как работает отсос, к которому подсоединила два небольших стерильных флакона. За несколько минут система заработала. Разбухшие железы на глазах опали.

Как только их изображение на сканере показало, что они превратились в два плоских красноватых пятна по обе стороны от родового хода, Конвей сказал:

– Достаточно. Заканчивайте. Я помогу вам со сшиванием. Если у вас в сознании есть свободное местечко, пожалуйста, постарайтесь сосредоточиться на мыслях о Нерожденном.

– Все уголки моего сознания оккупированы гостями, – пробурчал Торннастор, – но я попробую.

Завершение операции оказалось куда проще, чем начало. Защитник потерял сознание, мышцы его расслабились, накладываемые швы не расходились из-за внутреннего напряжения органов. Торннастор зашил надрез на матке, затем они вместе с Конвеем уложили на место смещенные органы, наложили шов на плотную плевральную оболочку. Оставалось закрыть рану вынутым треугольным куском панциря и закрепить его скобками из инертного металла – точно такими же сшивали крепчайшую шкуру худлариан.

Сейчас Конвею казалось, что в худларианских операциях он участвовал много лет назад. Вдруг Торннастор взволнованно затоптался на месте.

– Я ощущаю сильнейшее чувство дискомфорта под черепной коробкой, – заявил диагност. В это же время Мерчисон сунула палец в ухо и принялась ожесточенно вертеть им. Казалось, ухо у неё немилосердно чешется. Эти же ощущения испытал и Конвей и заскрипел зубами – руки у него были заняты.

Ощущения были те самые, что он испытал при первом телепатическом контакте с Нерожденным – нынешним Защитником. Странная смесь боли, сильного раздражения и смутного, нереального шума. Когда Конвей размышлял на эту тему после контакта, он решил, что ощущения связаны с тем, что телепатические сигналы Нерожденного пробудили у него дремавшую или атрофировавшуюся способность к телепатии. Это было немного похоже на ощущения в затекшей руке или ноге.

В первый раз эти ощущения достигли пика, а потом…

«Я почувствовал мысли существ Торннастора, Мерчисон и Конвея за несколько мгновений до того, как меня извлекли из утробы моего Защитника, – прозвучал ясный, беззвучный, взволнованный голосок в разуме у всех трех врачей. Раздражение и зуд мгновенно утихли. – Мне понятна ваша цель – принять обладающего телепатией Нерожденного, чтобы он стал молодым Защитником, не утратив разума и телепатического дара. Я крайне признателен вам за заботу, каковы бы ни были результаты ваших усилий. Мне известны также теперешние намерения существа Конвея, и я умоляю вас, действуйте как можно скорее. Это мой единственный шанс. Моя мыслительная деятельность угасает.»

– Отвлечемся на время от родителя, – решительно заявил Конвей. – Приступаем к вливанию содержимого флаконов новорожденному.

Конвею не было нужды торопить своих ассистентов – телепатическое сообщение получили все трое. Он думал о том, что, может быть, им все-таки удастся сохранить разум и телепатию у будущего Защитника. Вероятно, ему стало хуже из-за неподвижности. Мерчисон и Торннастор делали свою часть работы, а Конвей вытянул пуповину и передвинул транспортировочную клетку с младенцем в сторону от операционного стола. В случае успешного завершения процедуры малыш мог сразу развить бурную активность и стать опасным для окружающих. К этому моменту Торннастор и Мерчисон уже ввели иглу в культю пуповины и подсоединили иглу тонкой трубочкой к одному из флаконов с содержимым желез.

«А вдруг это не тот флакон?» – обреченно думал Конвей, открывая клапан и глядя на то, как желтоватый маслянистый секрет медленно струится по трубке. Правда, теперь шансы всё же были гораздо выше, чем пятьдесят на пятьдесят.

– Приликла, – произнес он в коммуникатор. – Я нахожусь в телепатическом контакте с Нерожденным, который, как я надеюсь, будет способен сообщить мне о физических или психологических последствиях вливания. Содержимое флаконов будет вводиться мизерными дозами во избежание необратимых эффектов, покуда я не пойму, какой из двух флаконов искомый. Но вы нужны мне, маленький друг. Поработайте, так сказать, в тылу. Держите меня в курсе любых изменений эмоционального излучения – таких изменений, которых сам Нерожденный может и не почувствовать. Если он прервет контакт или потеряет сознание, вся надежда на вас.

– Понимаю, друг Конвей, – отозвался цинрусскиец и пополз по потолку поближе к операционному столу. – Отсюда я смогу уловить самые мельчайшие изменения в эмоциональном излучении Нерожденного, поскольку теперь на них не накладывается излучение его родителя.

Торннастор принялся заканчивать восстановление целостности панциря Защитника, но при этом одним глазом глядел на монитор сканера, а ещё одним – на Конвея, склонившегося к инфузионной системе. Конвей ввел первую микроскопическую дозу.

«Я не ощущаю никаких изменений в мышлении за исключением нарастающей трудности… трудности поддержания контакта с вами, – прозвучал в его сознании беззвучный голос. – Не ощущаю я и никакой мышечной активности.»

Конвей ввел ещё одну крошечную дозу, затем, в отчаянии, – ещё одну, уже далеко не крошечную.

«Никаких изменений» – передал свои мысли Нерожденный.

Мысль утратила глубину, смысл её еле улавливался на фоне жуткого телепатического шума. У Конвея вновь возник зуд в затылке.

– Ощущается страх… – начал Приликла.

– Ясно, что страх, – буркнул Конвей. – Мы же на телепатической связи, проклятие!

–..На подсознательном и на сознательном уровне, друг Конвей, – продолжал цинрусскиец. – На сознательном уровне Нерожденный боится того, что его физическая слабость и потеря чувствительности связаны с длительной неподвижностью. Но вот на уровне подсознания… Друг Конвей, разум не в состоянии самостоятельно оценивать себя объективно. Вероятно, слабнущий или затуманенный разум не в состоянии субъективно ощутить это состояние.