Герман Маринин - Одержимые злом

- Видите ли, - сказал профессор, - с некоторого времени наша лаборатория и заключенные в ней материалы представляют такую ценность, как если бы здесь хранилось все золото швейцарского банка. Радионит и, главное, искусство его приготовления в переводе на деньги означают миллиарды долларов. Собственно, нет, не может быть такой суммы, в какую возможно было бы оценить мое изобретение.

- Наше изобретение! - поправил Варт.

Я с трудом скрыл недоверчивую улыбку при взгляде на грязную скатерть, серые дешевые тарелки и блюдо с отбитым краем, которое стояло перед этими сказочными богачами.

- Не знаю, каким путем, - продолжал Гул, - кому-то, несмотря на всю нашу осторожность, удалось довольно точно ознакомиться со свойствами радионита. Месяца за два до вашего приезда, почти в тот самый день, когда производились первые опыты с радионитом, мы получили письмо...

- И довольно странным способом! - прервал Капсукас профессора. - Мы нашли конверт на этом столе, на том месте, где стоит ваш прибор.

- Вот это письмо, - сказал Циранкевич, протягивая мне вчетверо сложенный лист бумаги.

Развернув его, я увидел несколько строк, написанных твердым, размашистым почерком:

"Профессор Гул и его друзья извещаются, что они должны не позднее конца марта составить подробное описание приготовления радионита и положить рукопись сзади алтаря, в круглой часовне. В противном случае все они будут приговорены к смерти, и ни один из них не покинет этого монастыря".

Вместо подписи стояла большая буква X.

- Подобные же письма мы получали еще два раза, - продолжал Гул. - По некоторым причинам я считаю дело очень серьезным, и поэтому просил вас ехать в открытом автомобиле, чтобы вы не подвергались той опасности, которая угрожает только мне и моим товарищам.

Я хотел возразить профессору, что он, может быть, преувеличивает размеры опасности, но промолчал, вспомнив мелькнувшую между деревьями около дороги черную фигуру.

- Желал бы я встреться с этим негодяем, - задумчиво сказал Циранкевич.

- Ваше желание легко исполнить, - насмешливо ответил Варт, ловко бросая хлебный шарик в портрет старого монаха, который своими живучими глазами смотрел на нашу компанию из глубины рамы. - Пройдите сейчас по всем галереям, и, наверное, вы где-нибудь наткнетесь на почтенного Икса.

- И получу из-за угла пулю, как это случилось с Капсукасом.

- Как, дело дошло уже до этого? - спросил я.

- Да, это произошло три дня назад, - сказал Капсукас. - У меня была привычка ходить вечером по одному из бесчисленных коридоров, обдумывая сложные и запутанные вопросы, на которые я наталкивался во время работы в лаборатории. Проходя мимо какого-то отверстия в стене, я вдруг услышал сзади слабый шорох, быстро обернулся, и это невольное движение спасло мне жизнь, так как пуля ударилась на вершок выше моей головы.

- Отчего вы не обратились в полицию? - спросил я у Гула.

Профессор улыбнулся.

- Во-первых, что же может сделать полиция с этим никому неведомым Иксом? А во-вторых, полицейские чиновники слишком любопытны, и я поэтому не хотел бы пускать их дальше порога.

- Я, например, не имею ни малейшего желания встречаться с жандармами и судебными следователями! - воскликнул Варт. - Но они были бы очень рады увидеть меня здесь! А как вы думаете? - спросил он, обращаясь к Гулу.

- Слушайте! - остановил нас Капсукас, поднимаясь со своего места и вытягивая руку по направлению к боковой двери.

Мы замолчали, и в наступившей тишине отчетливо и ясно зазвучало жалобное и невыразимо тоскливое пение.

- Что за чертовщина! - проговорил Варт, напряженно прислушиваясь.

- Тише! - шепотом остановил его Капсукас, побледнев от волнения. Это культовая служба.

- Или ветер, - нерешительно заметил Гул. - Все это здание с десятками коридоров и множеством расщелин напоминает огромный каменный орган, в котором рождаются самые странные звуки.

- Но только не слова латинской молитвы, - возразил Капсукас. - Вот теперь громче, слышите?

Но голос или голоса внезапно умолкли, и, стоя в светлом кругу под лампой, мы могли уловить лишь отдаленный шум деревьев и монотонный стук дождя за окнами. Циранкевич, который ничего не слышал, с уверенностью повторил:

- Ну, конечно, ветер, что же еще тут может быть?

- К черту все эти глупые сказки и старые легенды! - закричал Варт с волнением, и так оглушительно стучал по столу, как будто этим стуком желал заглушить голова целого сонма призраков. - Здесь, кроме нас да еще, может быть, этого подлого Икса, никого нет. Но не станет же Икс, человек в высшей степени осторожный и ловкий, распевать, как дурак, в пустых залах, подражая голосу давно исчезнувших отсюда монахов. Вы, Капсукас, начинены легендами, словно брамин, турецкий святой иди проводник по катакомбам. Для ученого это весьма скверный багаж.

- В легендах иногда можно найти такую же глубину и красоту, как и в научных теориях, - ответил Капсукас. - Это причудливые фантастические решения прошлых веков, которые развертывают еще кое-где свои редкие тайны.

- Их надо вытоптать, вырвать с корнем, чтобы они не отравляли всех нас ядовитым дыханием! Долой старые сказки! - снова закричал Варт, размахивая обожженной рукой. - Мы, ученые и техники, создадим самую прекрасную и величественную легенду. Мы сравняем горы, превратим пустыни в моря, откроем путь в глубину нашей планеты, устроим города около полюса и зажжем искусственное солнце! Наступят новые дни творения. Наука изменит климат, направит по новым путям морские и воздушные течения, вернет на землю первобытного плезиозавра и мамонта или создаст животных еще более чудовищных. Старые леса и поля исчезнут - на их месте развернется невиданная флора. Тебе, Капсукас, я много раз описывал эту растительность, формы которой ботаники и физиологи будут заранее проектировать так точно, как теперь инженеры с помощью автоматического проектирования выпускают чертежи машин и мостов. Наука поведет нас в бездны неба, на другие планеты, может быть, на иные звезды, и тогда наступит золотой век, осуществится самая удивительная легенда о всемогущем человеке.

Варт не мог сидеть от охватившего его волнения. Он быстрыми нервными шагами расхаживал в освещенной полосе около стола, провожаемый насмешливым лукавым взглядом старого аббата на стене.

Циранкевич и Гул, казалось, совершенно не слушали своего товарища: Капсукас задумчиво смотрел в стороживший нас мрак, наполнивший гулкую пустоту. И только я один с возрастающим удивлением следил за бурной речью этого фанатика науки, голос которого далеко разносился по пустынным залам и коридорам отцов-бернардинцев.

- Но для того, чтобы наука и разум овладели миром, - продолжал Варт, - совершили все свои завоевания, необходимо заставить людей отказаться от их своекорыстия, взаимной ненависти, вражды и угнетения друг друга! С этого надо начать, и с этой точки зрения христианство, если бы люди приняли его во всей чистоте, прекрасно подготовляет путь для победы разума! Теперь придется начинать все вновь. Если они не желают добровольно стать справедливыми и отказаться от жестокости и мелочной тирании, их нужно заставить! Понимаете ли, заставить! Принудить, загнать на тот путь, на который они не желают идти добровольно!