Иван Мариновский - Ностальгия

Иван Мариновский

НОСТАЛЬГИЯ

перевод с болгарского Игорь Крыжановский

Мы любим отмечать праздники, Марта умеет создавать праздничную атмосферу, красиво накрыть стол, украсив его такими презентабельными салфетками, что мне и в голову не приходит пользоваться ими.

Да и не только в праздники - я люблю и просто ужинать с Мартой. "Эмиль, Эмиль, - зовет она меня, - ужинать!" - и я выхожу из кабинета, зная, что до ужина еще далеко, а пока мне предстоит беготня между кухней и гостиной с тарелками и приборами, придется резать хлеб, мне очень нравится резать хлеб и укладывать тонкие ломтики в маленькую камышовую хлебницу.

Хлебница эта относится к числу тех немногих вещей, которые мы берем с собой при перелетах с одной планеты на другую, подобно тому как перелетные птицы не расстаются со своими металлическими кольцами на ногах. Потом мы садимся за круглый стол, принимаемся за ужин и заводим разговор о своих дочерях - как хорошо будет, когда... Обе наши дочери далеко, на Земле, наша космическая экспедиция безбожно затянулась, но уже недалек тот день, когда мы вернемся.

Через год мы будем с ними. Мы говорим о том, как они нас встретят, что скажут они и что скажем мы, при этом жена непрестанно перебивает меня, как всегда ее распирает от идей, ее идеи всегда лучше моих, а самое интересное - каждая новая идея лучше вчерашней, и мне страшно подумать, какого совершенства они достигнут через год.

Утром мы спешим на работу, она к своим телескопам, а я в медицинский корпус, где работаю главврачом: осматриваю пациентов, ставлю диагнозы, провожу лечение, оперирую. Раньше у нас на космической станции болели по пустякам, но с месяц назад появился неизвестный недуг, распространение которого приобретает характер эпидемии. Им страдают уже несколько сотен членов экспедиции. Пациенты жалуются: "Доктор, ни с того ни с сего перед глазами возникает пелена". "Да нет, вовсе не пелена, - объясняет другой, а какое-то гороховое зерно, которое закрывает зрачок". Третий тоже видит горошину, и четвертый... Это первый, симптом, а через несколько дней зрачок и радужная оболочка становятся зелеными независимо от того, какой цвет глаз был у пациента до этого. "Милые мои..." - начинаю я авторитетно, хотя сказать мне абсолютно нечего, так как, чего уж кривить душой, диагноза я поставить не могу. И рекомендую им избегать волнений, предписываю транквилизаторы, от которых толку мало, а если честно - вообще никакого.

Я не делюсь своими тревогами с супругой, не хочу волновать ее. А вчера за ужином она мне пожаловалась: "Эмиль, в последнее время у меня перед глазами все стоит зеленая пелена..."

Бедная Марта! Что сказать ей? Приходится врать: мол, ничего страшного, все это от телескопов, от проклятых пульсаров, на которые ты ежедневно пялишься. Она отрицательно качает головой: пульсары совсем другого цвета. Утром я в бешенстве вскакиваю с постели. За ночь я внушил себе, что сегодня разгадаю эту загадку. "Сегодня, сегодня, сегодня"'.- повторяю трижды. Прислушиваюсь - звякнула о чашку ложка, чашка звякнула о тарелку, ага, завтрак готов.

Сквозь поднимающийся от чашки пар вижу, что у сидящей напротив Марты зрачок и часть радужной оболочки глаз успели позеленеть, хотя еще вчера этого не было, не желая волновать жену, болтаю о пустяках, о том, чем мы займемся через год, как будто это будет завтра, стараюсь, чтобы болтовня моя звучала убедительно, мне действительно хочется, чтобы год пролетел до завтра и кончился не позднее, чем к обеду.

Марта ушла на работу, а я начинаю беспорядочно расхаживать по квартире, пытаясь работать головой, вид у меня несчастный, хотя, пока человек ищет выход, отчаяние ему не грозит. Неожиданно взгляд мой мутнеет. Неужели и я подхватил эту хворобу? Ясно вижу горошину, отчаянно трясу головой, моргаю, но проклятая горошина остается на месте. А через пару часов обнаруживаю, что неотрывно смотрю на маленький зеленый глобус Земли (он тоже входит в число повсюду таскаемых с собой вещей), и на меня вдруг накатывает приступ хохота.

Ну как, доктор? Каково ваше заключение, главврач? И я кляну себя последними словами за то, что так долго не мог поставить правильный диагноз.