Айзек Азимов - Второй Фонд

Полевой экран Ленза помещался рядом с обзорным экраном, и Ченнис осторожно набрал координаты Винстори. Он опустил переключатель, и яркая картина звездного поля развернулась перед ним. В нем тоже в центре помещалась яркая звезда, но, казалось, не имела отношения к той, другой. Он настроил Ленз по оси Z и увеличил Поле, и фотометр показал обе центральные звезды одинаковой яркости.

Ченнис поискал вторую, довольно яркую звезду на обзорном экране, и нашел аналогичную на полевом. Он медленно повернул экран в соответствующее угловое отклонение. Скривил в гримасе рот и отверг результат. Снова повернул, и другая яркая звезда была поставлена в позицию, и третья. Потом усмехнулся. Получилось. Возможно, специалист с тренированным восприятием мог бы добиться успеха с первой попытки, но он смог определить за три.

Это была корректировка. На последнем этапе два поля перекрылись и слились в море света не совсем правильной формы. Большинство звезд двоились. Но хорошая корректировка не заняла много времени. Двойные звезды соединились, осталось одно поле, и можно было теперь считывать позицию корабля непосредственно с дисков. Вся процедура заняла менее получаса.

Ченнис нашел Хана Притчера в его личной каюте. Совершенно очевидно было, что Генерал готовится ко сну. Он поднял глаза.

— Новости?

— Ничего особенного. Мы будем на Тазенде через прыжок.

— Я знаю.

— Не хочу надоедать вам, если вы ложитесь спать, но просматривали ли вы пленку, взятую в Чиле?

Хан Притчер метнул пренебрежительный взгляд на предмет, о котором шла речь. Туда, где тот лежал в черном кейсе на низкой широкой книжной полке.

— Да.

— И что вы думаете?

— Я думаю, что если там когда-то и были какие-то знания по Истории, они были совершенно утеряны в этом регионе Галактики.

Ченнис широко ухмыльнулся:

— Я знаю, что вы имеете в виду. Довольно скучно, не так ли?

— Нет, если вас занимают хроники правителей. Но наверняка недостоверно, с какой стороны ни посмотреть. Там, где история касается в основном личностей, картинки становятся либо черными, либо белыми, в зависимости от интересов автора. Все это мне кажется абсолютно бесполезным.

— Но там есть кое-что о Тазенде. Вот что я имел в виду, когда давал вам пленку. Это единственная, какую я смог отыскать, где хотя бы упоминается о ней.

— Хорошо. У них были хорошие правители и плохие. Они завоевали несколько планет, выиграли несколько битв, несколько проиграли. Ничего особенного. Не очень-то я верю в вашу теорию, Ченнис.

— Но вы упустили несколько моментов. Вы заметили, что они никогда не создавали коалиций? Они всегда оставались вне политики в этой глухой звездной дыре. Как вы говорите, они завоевали несколько планет, но потом остановились — и это без всякой особой причины. Просто, как будто они расширились достаточно, чтобы защитить себя, но не настолько, чтобы привлекать внимание.

— Очень хорошо, — последовал равнодушный ответ. — У меня нет возражений против приземления. В худшем случае — небольшая потеря времени.

— О, нет. В худшем — полное поражение! Если это Второй Фонд. Помните, это может оказаться миром, Космос знает, скольких Мулов.

— Что вы собираетесь предпринять?

— Приземлиться на какой-нибудь второстепенной планете. Сначала разузнать как можно больше о Тазенде, затем действовать по обстановке.

— Хорошо. Возражений нет. А теперь, если вы не против, я хотел бы выключить свет.

Махнув рукой, Ченнис вышел.

И в темноте своей крошечной каюты на островке движущегося металла, затерянного в необъятности космоса, Генерал Притчер лежал без сна, следуя мыслям, которые завели его в фантастические дебри.

Если все, что он принял с таким скрипом, правда (и, похоже, это подтверждалось фактами), — тогда Тазенда была Вторым Фондом. Другого выхода не было. Но как же это? Почему?

Может ли это быть Тазенда? Обыкновенный мир? Ничем не выделяющийся? Трущоба, затерянная среди обломков Империи? Осколок среди осколков? Словно издалека, перед ним всплыло съеженное лицо Мула и его тонкий голос, которым он говорил о старом психологе Фонда Эблинге Мисе, единственном, кто, возможно, знал секрет Второго Фонда.

Притчер вспомнил напряжение, звучавшее в словах Мула:

— Это было так, словно изумление потрясло Миса. Словно то, что он узнал о Втором Фонде, превзошло все его ожидания и продвинулось в направлении, совершенно отличном от предполагаемого им. Если бы я только мог читать его мысли быстрее, чем эмоции! Хотя эмоции его были просты, но надо всем было это огромное удивление.

Удивление было основой. Что-то даже большее, чем изумление! А теперь появился этот мальчишка, этот ухмыляющийся юнец, со своей радостной многословной болтовней о Тазенде и ее неясной аномальности. И он, должно быть, прав. Он должен быть прав. Иначе все это бессмысленно.

Последняя сознательная мысль Притчера отдавала злорадством.

Гипертрейсер вместе с передатчиком все еще на месте. Час назад он проверил это — пока не было Ченниса.

Это была обычная встреча в приемной Совещательной Палаты — всего за несколько минут перед тем, как пройти в нее для обсуждения текущих дел. Обмен несколькими быстрыми мыслями.

— Итак, Мул в пути?

— Я тоже это чувствую. Рискованно! Чрезвычайно рискованно!

— Не очень, если все пойдет как было задумано.

— Мул — не обычный человек, трудно манипулировать выбранными им орудиями так, чтобы он этого не обнаружил. Трудно проникать в контролируемые умы. Говорят, кое-где он это заметил.

— Да. Не знаю, как этого избежать.

— Неконтролируемые умы легче. Но не многие из них занимают у него высокие посты…

Они вошли в Палату. Остальные из Второго Фонда последовали за ними.

Россем был одним из тех пограничных миров, которые Галактическая история редко удостоивала своим вниманием, и вряд ли попадал в поле зрения людей с мириад более счастливых планет.

В последние дни Галактической Империи, когда в его пустынях расселили ссыльных, только обсерватория да небольшая база Флота помогали удержать планету от полного запустения. Позже, в роковые дни междоусобиц, еще задолго до Хэри Селдона, многие люди бежали и находили себе пристанище здесь, на задворках Галактики, — самые слабые, уставшие от перемежающихся десятилетий неустойчивости и опасности, от разграбленных планет и призрачного ряда недолговечных императоров, приходивших к власти на несколько бездарных и бесполезных лет.

По холодным пустыням Россема рассыпались деревни. Его небольшому красноватому скупому солнцу едва хватало скудного тепла для самого себя, в то время как снег валил девять месяцев в году. Упрямое местное зерно спало в земле все эти снежные месяцы, потом прорастало и созревало почти с панической скоростью, когда неохотно светившее солнце прогревало воздух до десяти градусов.