Феликс Пальма - Карта времени

— Я сделал это, — торжественно заключил Эндрю, превозмогая усталость. — Я убил Джека Потрошителя.

Эти слова привели присутствующих в восторг. Чарльз, Джейн и писатель смеялись, хлопали в ладоши, обнимались; происходящее в гостиной напоминало встречу Нового года или какой-нибудь языческий ритуал. Потом, успокоившись и будто немного устыдившись столь бурной радости, все уставились на Харрингтона с восхищением и любопытством. Эндрю ответил им сдержанной улыбкой и, поскольку никто не торопился заговорить, принялся оглядывать комнату в поисках исчерпывающего доказательства, последнего мазка, преобразившего картину. Шкатулка с заветной вырезкой стояла на столе. Все одновременно на нее посмотрели.

— Что ж, — сказал Уэллс, будто прочитав мысли Харрингтона. — Вы бросили камень в пруд и взбаламутили воду, а теперь вам не терпится увидеть волны. Не будем с этим тянуть. Пришла пора узнать, удалось ли вам изменить прошлое на самом деле.

Войдя в роль распорядителя церемонии, Уэллс приблизился к столу, взял шкатулку и с торжественным видом вручил ее Эндрю, одновременно подняв крышку, словно один из волхвов, подносивший Младенцу дары. Стараясь, чтобы руки не слишком дрожали, Эндрю вытащил газету и с замиранием сердца развернул ее. Глазам его предстал тот же заголовок, что и на протяжении всех последних лет. Пробежав заметку глазами, он убедился, что ее содержание осталось прежним: газета, как ни в чем не бывало, сообщала читателям о гибели Мэри Келли от рук Джека Потрошителя и о поимке преступника молодцами из Комитета общественной бдительности. Эндрю растерянно поглядел на Уэллса. Этого просто не могло быть.

— Но ведь я стрелял, — пробормотал он без особой уверенности. — Я убил его…

Писатель углубился в чтение. Все трое с тревогой ожидали его вердикта. Прочитав заметку от начала до конца, он что-то задумчиво пробурчал себе под нос, резко поднялся на ноги и, ни на кого не глядя, принялся расхаживать по комнате. Из-за чрезвычайно скромных размеров гостиной он в основном ходил вокруг стола, держа руки в карманах и время от времени кивая собственным мыслям, словно хотел продемонстрировать присутствующим, что его мозг вовсю работает. Наконец Уэллс остановился прямо перед Эндрю и печально улыбнулся.

— Вы спасли девушку, мистер Харрингтон, — произнес он мягко, но убежденно. — В этом не может быть никаких сомнений.

— Но тогда… — смешался Эндрю. — Почему она все равно мертва?

— Потому что она должна оставаться мертвой, чтобы вы могли отправиться в прошлое и спасти ее, — заявил писатель так, будто это само собой разумелось.

Эндрю растерянно заморгал, силясь понять, что тот имел в виду.

— Сами посудите: пришли бы вы ко мне, если бы Мэри была жива? Убив злодея и защитив возлюбленную, вы не оставили себе повода для возвращения в прошлое. А если бы вы не вернулись, ничего не изменилось бы. Оба эти события неразделимы, — заявил Уэллс, для пущей убедительности ткнув пальцем в заголовок заметки.

Эндрю медленно покачал головой и посмотрел на остальных, но они выглядели не менее обескураженными, чем он сам.

— Здесь нет ничего сложного, — продолжал Уэллс, посмеиваясь над замешательством присутствующих. — Попробую объяснить по-другому. Представьте, что должно было произойти после вашего ухода: другой вы пришли к Мэри Келли, но на этот раз обнаружили ее не убитой, а живой, рядом с телом человека, которого полиция поспешила объявить Джеком Потрошителем. Безымянный мститель покончил с чудовищем, до того как оно успело пополнить список своих жертв. Благодаря отважному незнакомцу Эндрю проживет счастливую жизнь вместе с любимой и по иронии судьбы никогда не узнает, что обязан своим счастьем вам, то есть самому себе. — Писатель глядел на Харрингтона с нетерпением ребенка, поджидающего, когда из семечка вырастет дерево. Но Эндрю по-прежнему взирал на него с недоумением, и Уэллс продолжал: — Ваш поступок стал своеобразной точкой бифуркации, из которой родилась новая вселенная, параллельный мир. В том мире Мэри жива и счастлива с другим Эндрю. К несчастью, вы остались в другой вселенной.

Слушая писателя, Чарльз кивал со все возрастающим убеждением. Но Эндрю требовалось время, чтобы осмыслить его слова. Опустив глаза, чтобы не видеть пытливых взглядов, он погрузился в размышления. Теперь, когда стало ясно, что в настоящем ничего не изменилось, путешествие на машине времени стало казаться ему не только бесполезным, но и нереальным. И все же оно было. Он своими глазами видел силуэт Мэри, слышал выстрел, чувствовал отдачу от пистолета, а главное, на плече его горела рана — неопровержимое доказательство, без которого визит в прошлое превращался в далекий сон. Случилось то, что случилось, и объяснения Уэллса были вполне правдоподобными. Как корни дерева оплетают камень, чтобы прорастать дальше, так его поступок создал параллельную реальность, в которой Мэри Келли осталась жива, реальность, которой не возникло бы, если бы он не отправился в прошлое. Эндрю спас любимую, но знал, что больше никогда ее не увидит и всю оставшуюся жизнь ему придется утешаться тем, что он все же исправил свою ошибку. Что ж, пусть другой я будет счастлив, подумал Харрингтон со смирением. Другой Эндрю, который в какой-то степени был им самим, плотью от плоти его, получил шанс воплотить его мечты. Другой Эндрю никогда не узнает тех мучительных восьми лет, он найдет в себе силы противостоять тирании отца и злословию света, он назовет Мэри своей женой, и Небеса благословят их любовь потомством.

— Я все понял, — проговорил он с легкой улыбкой.

Уэллс торжествующе вскинул руки.

— Это просто замечательно, что вы поняли! — воскликнул он, а Джейн и Чарльз наградили его очередной порцией дружеских похлопываний по плечу.

— Знаете, почему, путешествуя во времени, я старался никому не попадаться на глаза? — разглагольствовал Уэллс, ничуть не смущаясь тем, что его никто не слушает. — Потому что в один прекрасный день мне пришлось бы войти в комнату и поздороваться с самим собой; к счастью для моей шкуры, этого так и не случилось.

Дав волю чувствам и по крайней мере трижды обняв кузена, Чарльз помог ему подняться на ноги, а Джейн заботливо набросила ему на плечи пиджак.

— Возможно, скрип половиц, тревожащий нас по ночам, — не что иное, как шаги будущих нас, что входят в наши сны, но боятся всполошить, — продолжал писатель, далекий от творившейся вокруг суеты.

Лишь когда Чарльз сжал ему руку, Уэллс очнулся от поэтического транса.

— Большое вам спасибо за все, мистер Уэллс, — произнес Чарльз. — Я очень сожалею, что таким вот образом вломился к вам. Вы уж нас простите.

— Что вы, бросьте волноваться. Я об этом и думать забыл, — отмахнулся писатель, словно находиться под прицелом было для него чем-то вроде безобидной медицинской процедуры.