Феликс Пальма - Карта времени

В этот вечерний час на улице Сент-Джеймс царили тишина и спокойствие. Уэллс приказал кэбмену остановиться в начале улицы и подождать его. Он поправил шляпу и галстук и начал втягивать носом воздух, как ищейка. Через несколько секунд ему показалось, что сквозь запах лошадиного навоза пробивается тонкий возбуждающий аромат, который вполне может принадлежать нарциссам. Ему нравилось, что в импровизированном романе возник образ этого цветка. Недавно он прочел, что, вопреки распространенному мнению, свое название нарцисс получил не от юного греческого бога, упивавшегося собственной красотой, а благодаря своим наркотическим свойствам. В луковице, из которой вырастал цветок, содержались алкалоиды, способные вызывать галлюцинации, и это показалось Уэллсу как нельзя более подходящим к ситуации: как иначе, если не грезами наяву, можно было назвать то, что происходило с ними тремя — девушкой, Томом и самим писателем? Уэллс осмотрелся и пошел вдоль длинной и тенистой улицы с видом беспечно прогуливающегося прохожего, хотя по мере того, как он приближался к предполагаемому источнику изысканного аромата, у него начало пересыхать во рту. Зачем он приехал сюда? Чего он хочет добиться? Он и сам этого не знал. Единственное, что он знал, так это то, что ему необходимо встретиться с девушкой, увидеть ту, которая могла написать прочитанные им письма, или хотя бы дом, в котором они родились в прелестной головке. Может быть, даже этого ему будет достаточно.

Раньше чем он сам того ожидал, Уэллс очутился перед аккуратным ухоженным садиком. В центре шумел небольшой фонтанчик, а весь сад был обнесен затейливой решеткой, на которой чугунные узоры переплетались с живыми цветами с большими бледновато-желтыми лепестками. Садик, несомненно, был самым красивым на всей улице. Поэтому Уэллс сделал вывод, что желтые цветы, должно быть, и есть те самые нарциссы, следовательно, элегантный дом, окруженный садом, — это особняк семьи Хаггерти и отчий дом Клер, незнакомки, в которую он притворялся влюбленным с такой страстью, которую никогда не показывал женщине, действительно искренне им любимой. Однако сейчас ему не хотелось пускаться в размышления об этом парадоксе. Он приблизился к решетке почти вплотную и попытался разглядеть что-нибудь за окнами. Если бы ему удалось увидеть хоть что-то, это оправдало бы внезапную поездку сюда в его собственных глазах.

И тут взгляд Уэллса встретился с удивленным взглядом молодой девушки, стоящей в дальнем углу сада. Поняв, что его заметили, Уэллс попытался притвориться, что оказался здесь случайно, однако попытка вышла нелепой и неестественной, так как в эту минуту он понял, что девушка, недоверчиво оглядывающая его, не может быть никем другим, кроме как Клер Хаггерти. Уэллс постарался успокоиться и изобразить на лице непринужденную улыбку.

— У вас очень красивые нарциссы, мисс, — произнес он неожиданно высоким голосом. — Их аромат разносится на всю улицу.

Девушка улыбнулась и немного приблизилась. Достаточно, чтобы Уэллс смог увидеть ее нежное красивое лицо и поразиться, насколько хрупкой была ее фигура. Она наконец стояла перед ним. На этот раз одетая, но настоящая. И, несмотря на великоватый нос, несколько нарушающий гармонию лица греческой богини, а может, как раз благодаря ему, девушка показалась Уэллсу невероятно красивой. Этой молодой женщине он писал письма. Она была его возлюбленной, правда, только воображаемой.

— Спасибо, сэр, вы очень любезны, — ответила девушка.

Уэллс открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его. То, что он мог бы сказать ей, шло вразрез с правилами игры, в которой он согласился участвовать. Он не мог открыть ей, что невысокий и невзрачный с виду человек, в эту минуту стоявший перед ней, был автором тех строк, без которых, по ее словам, она не могла больше жить. Он не мог сказать ей, что точно знал, от чего именно она испытывает любовное наслаждение. И разумеется, не мог выбить у нее почву из-под ног, ошеломив рассказом о том, что ее первая любовь — всего лишь фарс, придуманный ею и живущий только в ее воображении. О том, что никакого капитана Шеклтона не существует, как не существует ни путешествий во времени, ни войны с автоматами в 2000 году. Ведь поведать ей о том, что все, ради чего она готова была отдать свою жизнь, — это умело и тщательно продуманная ложь, было все равно что вложить в ее руку заряженный револьвер и предложить выстрелить себе в сердце. Подумав так, Уэллс заметил, что девушка смотрит на него с любопытством, как будто его лицо ей знакомо. Боясь как-нибудь выдать себя, писатель приподнял шляпу, вежливо попрощался и продолжил свой путь вдоль улицы, стараясь не ускорять шага. Заинтригованная Клер несколько минут смотрела ему вслед, затем пожала плечами и ушла в дом.

С противоположной стороны улицы, спрятавшись за углом какого-то дома, за девушкой наблюдал еще один человек — Том Блант. Когда Клер скрылась в доме, он вышел из своего укрытия и покачал головой. Появление Уэллса удивило его не так уж сильно. Наверняка и писатель тоже в какой-то мере мог догадываться, что он придет сюда. Ни один из них двоих не сумел устоять перед искушением разыскать дом девушки, на местоположение которого она намекнула в письме, надеясь, что, в случае своего возвращения, Шеклтон захочет найти его.

Теперь, когда Том вернулся в свое скромное жилье на Бакеридж-стрит, он не знал, что и думать. Неужели Уэллс мог сам влюбиться? Он все же решил, что нет. Наверняка тот явился туда, движимый любопытством. Разве, окажись сам Том на месте писателя, ему бы не захотелось хоть раз увидеть ту, которой он писал слова, возможно никогда не высказанные даже собственной жене? Том растянулся на лежаке, чувствуя какую-то невероятную усталость, но нервное напряжение долго не давало ему заснуть. Он проспал всего пару часов и, поднявшись еще до рассвета, пустился в неблизкий путь к дому Уэллса. Эти пешие прогулки помогали ему прийти в форму лучше, чем изнурительные тренировки, которым подвергал своих актеров Мюррей, чьи головорезы пока больше не появлялись, чтобы наказать Тома за неподчинение приказам, хотя терять бдительность было рано.

Уэллс ждал его на ступенях террасы. Казалось, он тоже провел ночь без сна. Темные круги у него под глазами еще более подчеркивали их нездоровый, лихорадочный блеск. Вероятно, он всю ночь писал письмо, которое теперь было у него в руках. Увидев приближающегося Тома, Уэллс коротко кивнул в знак приветствия и, избегая прямо глядеть ему в глаза, протянул конверт. Том молча взял его, как будто тоже не желая быть первым, кто нарушит напряженное молчание, полное намеков и догадок. Он повернулся было, чтобы уйти, но тут услышал голос писателя: