Эдуард Кондратов - Десант из прошлого

Надо, надо что-то предпринимать. Но что конкретно? Освободить экипаж в одиночку он не в силах. Сообщить на Родину возможности нет. Покорно ждать, когда их выручат? Но за это время может произойти всякое. Кто знает, что на уме у хозяев острова. Значит, надо как-то проникнуть в их замыслы. Но через кого? Вацек говорит только то, что ему приказано. Да и осведомлен он, кажется, плохо. Брэгг и Ульман, конечно же, могут быть полезны, но чтобы повлиять на них, необходимо время. Нужны новые знакомства, как можно больше знакомств со здешними рабочими, инженерами, быть может, даже с полицейскими. Но рядом этот толстяк…

Во дворе зашуршали чьи-то быстрые шаги. Андреев даже плюнул: наверняка тащится толстый болтун. И тотчас получил подтверждение: за стеной раздался тонкий голос Вацека.

— Сюда, сюда, он непременно дома, — возбужденно говорил кому-то парикмахер. — Господин доктор не домосед, но сейчас-то вы его застанете.

Дверь распахнулась. На пороге стояла Горчакова. Из-за ее спины выглядывала весело ухмыляющаяся физиономия Вацека.

— Инга! — Остолбенев, Андреев смотрел на девушку во все глаза.

Видимо, нервы Инги были перенапряжены: она всхлипнула и, закрыв ладонями лицо, прижалась к Андрееву.

— Инга… Не надо, Инга, — растерянно бормотал Александр Михайлович, гладя ее вздрагивающие плечи. — Что с тобой?

Девушке надо было выплакаться. Уткнувшись в грудь Андрееву, она пыталась что-то сказать и не могла.

— Бедняжка. — Лицо Вацека стало сентиментальным. — Извините, я ухожу, господин доктор…

Он закатил глаза, сочувственно вздохнул и вышел, тихонько затворив за собой дверь.

— Меня отпустили, — наконец заговорила Инга. — Нас двоих отпустили… Коршунов, помнишь? Его и меня. Он…

— Подожди-ка, — еле слышно шепнул Андреев, отстраняя девушку. — Как жарко здесь, а? — вдруг очень громко произнес он и, быстро шагнув к выходу, изо всех сил ударил ногою в дверь.

— А-а! — завопил Вацек, падая на траву с разбитым в кровь лицом. — Господин доктор… Ай-ай… Что же вы, господин доктор!..

— Как, вы еще здесь? — холодно осведомился Андреев. — Простите, милейший… Не знал!.. Ну, продолжай, продолжай, — обратился он опять к Инге, как ни в чем не бывало усаживаясь на тонконогий стул.

Девушка с испугом и состраданием смотрела в окно на понурую спину удалявшегося Вацека.

— Шпик! — В маленьких глазах Андреева метнулась злость. — Черт с ним, рассказывай…

— Александр Михайлович… — Инга опустила ресницы, помедлила. Потом решительно тряхнула головой. — Все наши ждут от вас вестей о том, что происходит. Ребята верят, что все обойдется… А на крайний случай, если ничего другого не останется, капитан просил вас дать сигнал к выступлению. Пароль — «пора, брат, пора!» Тогда команда нападет на охрану и будет пробиваться в порт. А пока…

— Что пока? — негромко переспросил помрачневший Андреев.

— Мы объявляли голодовку… Но она ни к чему не привела.

Андреев молчал, напряженно думая. Его плотно сжатые губы превратились в бледные полоски, кожа туго натянулась на скулах. Лицо его казалось сейчас Инге чужим и даже неприятным.

— Нельзя… — наконец глухо сказал Андреев. — Ты же видела, сколько здесь головорезов с автоматами… На острове — тайна на тайне, и чуть что, с нами церемониться не станут. Нельзя выступать, нельзя!

Инга нахмурилась.

— Что ж вы предлагаете? — с вызовом спросила она. Андреев взглянул на девушку, покачал головой.

— Ты не кипятись, не кипятись. Дураки подставляют башку под пулю, а нам это пока ни к чему. Может, и придет время для этого самого «пора, брат, пора», а сейчас — рано. Если мы себе союзников здесь не подберем, толку от нашего героизма будет мало. Да, кстати, что этот Коршунов? Где он? И почему отпустили именно его?

— Потому что он подлец! — звонко произнесла Инга, и щеки ее вспыхнули. — В первый же день голодовки он нам истерику учинил, а потом, когда комендант пришел, заявил, что не хочет иметь с коммунистами ничего общего и что просит у республики Фрой политического убежища… Его сразу от нас убрали. Предатель проклятый…

Инга резко повернулась к окну. Андреев молчал. Он чувствовал, что больше не в состоянии выдерживать суховатый, полуофициальный тон, взятый им с Ингой с первого дня экспедиции. Он осторожно обнял ее за плечи, повернул к себе.

— Ничего, ничего, — медленно сказал он, глядя ей в глаза. — Нас теперь все-таки двое…

Личному секретарю президента госпоже Судзико Окато не работалось. Сидя в приемной у окна, выходящего на площадь Ликования, она вот уже около получаса наблюдала, без особого, впрочем, интереса, за ремонтниками из группы Эфира. Они копошились вокруг главной телескопической антенны. Сегодня утром Сузи услышала от Карповского, что шасси антенны вышло из строя, лишив «радиопаука» способности вращаться вокруг оси и посылать направленные радиосигналы. Внезапное прекращение передач уже вызвало в мире нежелательные дискуссии, а научные комментаторы двух американских и одной английской радиокомпаний поспешили даже высказать предположение, что «инопланетные гости» улетели с Земли. Такой оборот событий не входил в планы господина президента, и он, как заметила Сузи, был сегодня расстроен и озабочен.

Неприятности республиканского масштаба волновали Сузи мало. За время, проведенное на острове, она почти утратила интерес к республике Фрой. Когда-то, соглашаясь надолго уехать на маленький островок, она казалась себе современной Алисой, которой предложено совершить путешествие в Страну Чудес. Красноречие Карповского, подробно рассказавшего ей о статусе будущей республики счастливых, разожгло любопытство и, более того, пробудило в Сузи жажду деятельности. Но сейчас она уже не могла без иронии относиться ко всему, что происходило вокруг. С чисто женской жалостью смотрела она теперь на «жизнерадостного утописта» Сержа Карповского, вкладывавшего себя в смешное и надуманное дело республики Фрой. Сузи была уверена: очень скоро его затея лопнет, как лопается всякий, даже самый красивый мыльный пузырь. Хуже того, она с каждым днем все более убеждалась, что утопическая страна, о которой говорил ей Карповский, и нынешняя республика Фрой имеют лишь внешнее сходство. Никаких моральных, этических нравственных революций здесь, увы, пока не произошло.

Однако, иронизируя и сомневаясь, Сузи Окато, тем не менее, очень старательно и скрупулезно относилась к своим обязанностям личного секретаря президента республики. Она никогда ни о чем не забывала и ничего не путала, умело отсеивала пустозвонов от людей, пришедших к президенту по делу, была незаменимой переводчицей, почти полиглотом, и даже редактировала тексты его высокопарных речей. Карповский — оратор, безусловно, способный, но далеко не тонкий стилист — эту ее работу ценил особенно высоко.