Журнал «Если» - «Если», 1998 № 07

— Тринадцать минут, — пробормотал он.

Леа Ошнер ничего не ответила, но ее пальцы чуть сильнее стиснули перила. Пассажиры вокруг них оживленно переговаривались и смеялись, показывая друг другу на удивленных коров на пастбище далеко внизу. Полупрозрачная тень воздушного корабля стала теперь больше, плотнее и приобрела более четкие очертания.

Согласно историческим хроникам, прежде чем снова повернуть на восток и взять курс на причальную мачту, «Гинденбург» должен был опуститься до высоты сто двадцать метров. Пассажирские палубы были, конечно, снабжены звукоизоляцией, так что никто из пассажиров не мог слышать гула дизельных двигателей, но уже сейчас капитан Прусс должен был переключить двигатели на холостой ход. В следующую минуту винты дирижабля должны были Начать вращаться в обратном направлении, тормозя «Гинденбург» перед причаливанием.

— Расслабься, — прошептал Фрэнк. — Еще не время.

Леа выдавила из себя улыбку, но ее пальцы легли на тыльную сторону ладони Фрэнка и несильно пожали. Остальные пассажиры вокруг них пребывали в приподнятом настроении, поэтому и они тоже должны были выглядеть радостными и беззаботными, ибо они все еще оставались Джоном и Эммой Пенне из Мангазета, Лонг-Айленд. Джон работал билетным агентом Германских Линий Ллойда «Гамбург — Америка» — компании, представлявшей в США интересы германского флота пассажирских дирижаблей. Эмма Пенне, родом из Иллинойса, была на пятнадцать лет моложе своего супруга, но занималась тем же, пропагандируя воздушные путешествия и продавая билеты на дирижабли на территории от Нью-Йорка до Филадельфии. Сейчас они возвращались из деловой поездки в Германию.

Внешне оба производили впечатление уравновешенных и спокойных людей позднесреднего возраста, для которых трансатлантические перелеты были не в новинку. Уж конечно, они не стали бы нервничать из-за того, что оказались на борту «Гинденбурга», хотя через тринадцать… нет, уже через двенадцать минут им суждено было погибнуть.

На самом деле, ни Джон, ни Эмма Пенне не погибли бы в приближающейся катастрофе. В данную конкретную минуту они оба были вполне живы и здоровы и прекрасно себя чувствовали, находясь в двадцать четвертом столетии, вдалеке от какой бы то ни было опасности. Эвакогруппа Хронокосмического исследовательского центра тихо и незаметно похитила супругов из их номера в отеле «Франкфуртер Хоф» ранним утром третьего мая 1937 года и переправила на конспиративную квартиру в предместье Франкфурта. К настоящему времени «Миранда» уже должна была доставить Джона и Эмму в 2314 год от рождества Христова, и Фрэнк искренне надеялся, что настоящий Джон Пенне не будет очень возражать против похищения, когда ему все как следует объяснят. Фрэнк весьма сомневался, что кто-то на месте Джона и Эммы стал бы сильно расстраиваться, учитывая, что альтернативой была неминуемая смерть в огненном аду.

Теперь Фрэнк сам стал пятидесятилетним американским бизнесменом; Лея выглядела на сорок, хотя на самом деле ей было двадцать девять. Искусственная нанокожа и имплантированные вокализаторы столь убедительно изменили их облик, что не далее как позавчера они успешно отужинали с капитаном Эрнстом Леманом — старым знакомым Пеннсов. Капитан Леман, инспектировавший капитана Прусса во время его первого трансатлантического перелета, не заметил подмены, однако все остальное время Леа и Фрэнк благоразумно держались своей каюты и почти не общались со своими спутниками; чем меньше они сталкивались с экипажем и пассажирами, тем меньше была опасность непреднамеренно изменить ход истории.

И все же совершенно исключить контакты с окружающими было, разумеется, невозможно. Один такой случай произошел вчера, когда вместе с другими пассажирами супруги Пенне отправились на экскурсию по кораблю.

Экскурсия эта была необходима. Джон и Эмма осматривали дирижабль — следовательно, Фрэнк и Леа должны были поступить так же, чтобы не нарушать естественного хода событий. Но самым главным было то, что эта прогулка позволяла исследователям выполнить свою основную задачу — собрать достоверные аудиовизуальные материалы о последнем полете «Гинденбурга» и установить истинную причину гибели цеппелина ЛЗ-129. И пока пассажиры гуськом пробирались по узкому килевому мостику и, разинув рты, рассматривали огромные резервуары с водородом, схваченные для прочности титанических размеров дюралюминиевыми кольцами, Фрэнк и Леа остановились, чтобы прикрепить в укромном месте миниатюрный «наблюдатель» — крошечную передающую видеокамеру размером не больше заклепки, под которую она и была замаскирована. «Наблюдатели», искусно размещенные ими по всему кораблю, передавали изображение и звук на записывающие устройства, спрятанные в портсигаре Фрэнка и в пудренице Леа. Сотрудники гестапо, внимательно осматривавшие багаж и личные вещи пассажиров накануне отлета, не заметили их; впрочем, нацисты искали, разумеется, взрывчатку, а не шпионское оборудование, которое было столь миниатюрным, что его можно было без труда разместить в обычных для первой половины двадцатого века безделушках.

Неприятность случилась, когда экскурсанты достигли кормы дирижабля и проходили по мосткам под тем местом, где в парусиновую оболочку газового отсека № 4 был аккуратно зашит заряд взрывчатки со взрывателем. Корабельный врач Курт Рудигер, проводивший экскурсию, как нарочно остановился здесь, чтобы показать пассажирам причальную шахту в нижнем килевом стабилизаторе, и тут Фрэнк и Леа услышали у себя над головой шаги. Кто-то спускался к ним по металлической лестнице. Через несколько секунд из темноты наверху появился один из членов команды; ступив на мостки, он повернулся, чтобы идти на нос.

Мостки были освещены низковольтными электрическими лампами, и, как только их свет упал на лицо матроса, Фрэнк и Леа тотчас же его узнали. Это был Эрик Шпель — тот самый человек, который, как считалось, и заложил бомбу, взорвавшую «Гинденбург». На первый взгляд, Шпель нисколько не походил на саботажника, хотя сейчас он и появился очень близко от того места, где находилась бомба. Бомбу внутри газового отсека он заложил, еще когда «Гинденбург» стоял в ангаре во Фридрихшафене. Высокий, светловолосый, одетый в тускло-коричневую хлопчатобумажную робу и башмаки на мягкой резиновой подошве, Эрик Шпель напоминал просто усталого рабочего, Пассажиры посторонились, давая ему пройти, и только Леа замешкалась. В ее ожерелье была вмонтирована миниатюрная камера, и она хотела воспользоваться случаем запечатлеть лицо Шпеля.

Но каблук ее левой туфли застрял в отверстии пола, сделанного из перфорированного алюминия. Леа пошатнулась и, взмахнув руками, попыталась схватиться за ограждение. Туго натянутая парусиновая оболочка дирижабля находилась всего в тридцати футах ниже мостков. Дальше начиналась трехсотметровая пропасть, на дне которой плескались холодные волны Северной Атлантики.