Юрий Петухов - Журнал «Приключения, Фантастика» 2 95

— Откуда ты слыхал про Ай-Тантру? — удивился бледный.

— Да вот встречал уже одного Дэйка, только его звали Рон.

— Где встречал?

— В Пристанище. Ему там хорошо, и он не собирается возвращаться в свой Центр.

— Про Пристанище я ничего не знаю, — снова зачастил бледный. — А про Ай-Тантру Сван говорил чего-то, пугал нас, говорил, дескать, там еще хреновей! И говорил, что у него там братец сгинул.

— Хоть бы они все сгинули! — не выдержал Иван. И повернулся к Свете. — Сейчас мы пойдем туда!

— Я готова! — откликнулась она сразу, ни секунды не колеблясь.

— Но с тобой может случиться всякое, — предупредил Иван.

— Я знаю.

— Она не проскочит барьер! — выкрикнул бледный. — И вообще, у нас инструкция — хвост на Землю не приводить, иначе смертная казнь!

— Не ври! — сорвался Иван. — В России нет смертной казни.

— В Желтом шаре есть! Пятерых повесили при мне, на глазах! Они орали, плакали, просили пощады. А их все равно повесили. Но они никого не проводили, они просто пронесли несколько гранул сипридориума и не сдали его сразу, они забыли… всех повесили!

— Что еще за гранулы?

— Я толком не знаю, их используют в перемещателях.

— Ладно, — Иван вдруг подобрел, похлопал бледного по плечу. — Не волнуйся — повесят они тебя в Желтом шаре или не повесят, это еще бабушка надвое сказала. А я кой-кого здесь точно прикончу, если вредить будет. Говори, что надо делать, как дверцу открыть?

Бледный засунул руку в подмышечный клапан, вытащил что-то и поднес к Ивановым глазам на ладони.

Черный кубик! Только втрое меньше. Иван даже опешил.

— Ну и что? — спросил он.

— Ничего, — ответил бледный. — Надо встать там и прижать эту штуку к коже.

— И уйдешь один? — в голосе Ивана сквозило недоверие.

— Нет, уходят все, кто стоит там.

Бледный говорил отрешенно и вяло, он будто уже был приговорен и отвечал «с петлей на шее». Его можно было понять. И потому Иван предложил:

— Если хочешь, сам оставайся здесь, а мы пойдем в твой шар.

— А это? — бледный снова разжал ладонь с кубиком. — Отдать вам? Тогда я не выберусь из проклятого Осевого! Мне уже осточертели призраки!

Словно в подтверждение его слов, молочный туман поднялся выше, лизнул вялым клочковатым языком грудь бледного — и из мельтешащей белизны выявились призрачные корявые руки, потянулись к горлу. Бледный вздрогнул, зажмурился.

— Если начинаешь бояться их, — оправдался он, — то они обретают силу, материальность… могут задушить, растерзать. Но всегда потом воскресаешь. Боль дикая, все взаправду… Я привык не реагировать. Но иногда срываюсь. О, если б вы знали, как я тут намучился!

— Вот и уйдешь с нами. Становись!

Иван занял место перед экраном. Он обеими руками держал Свету. Она прильнула к нему горячим телом, дрожала, не могла вымолвить и слова.

— Дай мне твою ладонь, — попросил Иван шепотом.

Она дала, он накрыл ее своей ладонью, вдавив в горячую кожу свой черный кубик, ретранс. Сжал руку покрепче, чтобы она не смогла выдернуть.

— Иван, — прошептала Света еле слышно, обдавая жаром — она вся горела будто в лихорадке. — Я должна сказать тебе, должна признаться… ведь мы можем погибнуть, или я одна погибну, или Осевое не отпустит меня… но я хочу, чтобы ты знал — я не только здесь.

— Как это не только?! — не понял Иван.

— Эти пространства и измерения издеваются над нами, они делают, что хотят. Я чувствую, давно, после… — она хотела сказать «после своей смерти», но осеклась, — после Малинового Барьера я распалась на части, будто раздвоение или рас-троение, я не знаю, но другие мои части попали в другие миры. Я это точно знаю, только не могу понять — куда, как, почему? Я их иногда чувствую, будто они подходят ко мне вплотную в темноте, касаются меня, чего-то хотят сказать. Но не могут, я их не слышу. Но они есть. Если я погибну, умру, помни, что я не вся погибла, не вся умерла… ищи меня, Иван!

— Ну-ну, успокойся, — он пригладил ее растрепанные русые волосы, прижал сильнее к себе. — Был у нас один такой раздвоенный, нигде он не умер, не погиб. Я тебя еще с ним познакомлю, это он меня вытащил с Гиргеи, из подводного ада, а зовут его Кеша, Иннокентий Булыгин, рецидивист, ветеран, отличный парень… Гляди, что это?!

Туман тянул к ним свои страшные неосязаемые лапы. Он уже поднялся до груди, норовил забраться выше — живой, страшный, призрачный туман, скопище страждущих, блуждающих в этом чистилище неприкаянных душ. Нагнетающий, надсадно-давящий вой исходил из самой гущи молочной пелены, будто тысячи, десятки тысяч демонов рвались из невидимых пут, жаждали овладеть чужаками, людьми… Не думать о них! Не смотреть! Не притягивать к себе! Их нет! И не будет никогда! и не было! Поздно! Страшные, полуразложившиеся, истлевающие руки, цепкие пальцы тянулись к людскому теплу, впивались в горло, рвали одежду, они становились все сильнее, все острее и цепче, они уже царапали кожу, они обретали материальность. Иван видел, как душили, как терзали несчастного бледного секретника, как тот кривился, дергался, пытался бежать, но не мог решиться.

— Быстро! Становись! — рявкнул Иван. И поднял лучемет.

Бледный, отмахиваясь от призраков, шагнул вперед.

— Давай!

Иван сам ощутил волну страха, панического, чудовищного страха, исходившего от бледного. Этим страхом он оживлял призраков, давал им силу лютую и дикую. И они рвались из белых, туманных пут Осевого. Они рычали и истошно вопили! Они визжали, тараща бессмысленно-злобные глазища, они жаждали живой плоти и крови. Это было невыносимо, от этого можно было сойти с ума. Но бледный все не решался. Ему смерть грозила со всех сторон.

— Давай! Жми!!! — озверел от ярости Иван.

Он ухватил бледного свободной левой рукой за ворот, рванул на себя. И так посмотрел в его глаза, что тот решился, сжал черный крохотный кубик.

— Это конец, — просипел он сквозь мертвенно-белые, плотно сжатые губы.

Экран вспыхнул черным внутренним пламенем. Полыхнуло заревом еле различимого зеленоватого огня. Адски заверещали, зазудели, загомонили призраки, истекая с камней и скал вниз, в долину. И все погасло. Ивану показалось, что он ослеп. Только Света прижалась сильнее, вздрогнула… но не пропала, как в прошлый, как в позапрошлый раз. Нет, она была рядом. Осевое выпустило ее!

Иван повалился на холодный слизистый пол, пытаясь удержать ее, Светлану — свою жену, мертвую, погибшую много лет назад, блуждавшую в чистилищах Осевого, но ожившую, вытащенную им из ада, и потому особенно дорогую, любимую, родную. Где-то позади упал бледный, выругался, застонал, заскрипел зубами.

Но Ивану было не до него.

Они лежали и впрямь в огромном желтоватом шаре, пустом, гулком, холодном, покрытом изнутри сетями проводов и сочленений. Не обманул бледный! Но не это сейчас волновало Ивана.