Коллектив авторов - Классициум (сборник)

– Да я мигом, Степан Гаврилович!

– Собирайся, – посветлел и Боткин. – Из пилотов, правда, один американец остался, Пол Андерсон [10]. Молодой, но дорогу знает.

Генка только рукой махнул.

– И с американцем доберемся.

Сбегал Генка на склад, быстренько подписал нужные бумаги, получил большой белый контейнер-холодильник, суточный паек, рацию и комбез непромокаемый. Выходит, а перед складом уже краулер рычит.

Чуйков оглядел его с уважением. Бывалая машина. Вон и обтекатели помяты, кое-где даже ржа появилась, несмотря на защитную краску. И траки на гусеницах потрепанные – камни-то на дорогах сплошной гранит да корунд.

Тут из верхнего люка вылез длинный худющий парень. Светлые волосы ежиком, комбез мешком сидит, а рот до ушей. Ну, копия Генки.

– Хеллоу! – кричит. – Ты есть доктор Чуйков?

– Ну я, – важно кивает Генка. – А ты, что ли, пилот?

– Самый лучший! – еще пуще скалится американец.

– Тогда поехали.

Пол принял у Чуйкова ценный груз и сам полез его устанавливать в грузовой отсек. А Генка забрался в кабину и сначала уселся на место пилота. Осторожно потрогал могучие рычаги, поставил ногу на одну педаль. Ничего. Краулер продолжал миролюбиво урчать. Кабина мелко подрагивала от низкого рыка. Генка поставил ногу на другую педаль. И сразу в глубине огромной машины заворочался какой-то новый механизм. Краулер ощутимо вздрогнул и зарычал уже вопросительно.

– Ладно, ладно, – пробормотал Чуйков и поспешно убрал ногу. – Не ворчи. Я пошутил.

Он посмотрел вперед. За лобовым стеклом с высоты двух с лишним метров открывался вид почти на весь поселок. Склады для безопасности разместили на самой макушке холма. Остальные домики полукольцами спускались по склону. А дорога, по которой предстояло ехать Генке, начиналась прямо внизу. За крайним рядом домов в темно-зеленой стене леса светлела широкая просека, стрелой уходившая в туманный горизонт.

В кабину забрался Андерсон.

– Пересядь туда, – махнул рукой.

Чуйков вздохнул, перелез на соседнее кресло. Американец взялся за рычаги.

– Поехали!

Краулер взревел радостно, будто конь застоявшийся, рванулся вниз с холма…

Мерно рокочет мотор, стелется под широкие гусеницы лохматая колея. Справа и слева медленно уползает назад разноцветно-зеленая стена леса. Час едут Чуйков и Андерсон. Два часа.

Генка поначалу взялся лес разглядывать. До края просеки всего-то шагов десять-пятнадцать. Однако заскучал быстро. Чего там смотреть? Стволы да ветки, папоротники какие-то. Ни тебе птицы, ни животины.

– Павел, а ты хоть раз по дороге динозавра видел?

– Видел. Дохлого.

– Застрелили?

– Нет. На него скала упала. Землетрясение было.

– Большой?

– Скала?

– Динозавр.

– Да. Как два краулера. Или три.

Рокочет мотор, плывет стена леса…

– Слушай, Паш, а девушка у тебя есть?

– О, да! Ее зовут Карен…

– Она с тобой?

– Нет, на Земле.

Генка удивлен.

– Поссорились?

– Нет…

– А чего ж ты на Венеру поперся?

Теперь уже Андерсон смотрит непонимающе.

– Мужчина должен доказать, что способен быть главой семьи. Он должен совершить поступок.

Чуйков почесал макушку, признался:

– А я бы не уехал.

– У тебя нет девушки, Джен?

– Была, – вздохнул Генка. – Да ну их, баб этих! – рассердился. – Одни неприятности.

Американец сочувственно цокнул языком.

– Наверное, она оказалась очень своенравной скво?

– Вот-вот, точно: своенравная! – Чуйкова проняло. – Я ей говорю, Паш: «Женщина должна содержать дом и мужа в полном порядке. Допустим, пришел я из больницы, усталый. Так выйди, улыбнись, поинтересуйся, мол, уработался милый? Накорми, приласкай…» А она мне, представь: «Я тоже работаю! Кто же меня приласкает?»

– Это непорядок, – кивнул Андерсон.

– А я что говорю!

– Женщина не должна работать. Это удел мужчины.

Генка даже рот раскрыл от изумления.

– Так я за двоих, что ли, работать должен?!

– Мужчина содержит всю семью.

– А женщина?

– Она содержит дом и воспитывает детей.

Некоторое время в кабине царит молчание. Потом Чуйков шумно вздыхает, крутит головой.

– Всё у вас, у американцев, не как у людей! А у нас, в Союзе, право на труд имеют и мужчины, и женщины. А кто бездельничает – тунеядец. Я Катюхе так и сказал: «Хочешь работать – пожалуйста. Я лично, полечу на Венеру, подвиг совершать. Стану героем – тебе же стыдно будет…»

– А почему ей должно быть стыдно?

– Потому что такого парня упустила!..

Мерно ворчит краулер, отмеряет километр за километром. Стена леса справа заметно мельчает. За ней поднимаются всё ближе ребристые, угловатые склоны Хребта. Белесая дымка впереди над трассой ощутимо наливается синевой, тяжелеет.

Андерсон не в первый раз бросает туда озабоченный взгляд. А Чуйкову всё интересно.

– Чего там такое, Паш? Гроза, что ли, собирается?

– Это не гроза. Тайфун.

– Да ладно! Тайфуны только на море бывают.

– На Земле. А здесь – Венера.

Генка тоже озабочивается.

– А мы успеем проскочить?

– Вряд ли. Тайфун идет нам прямо в лоб.

– И что же делать будем?

– Ничего. Едем дальше. Тайфун встретит нас часов через пять-шесть.

– Не люблю грозу, – ворчит Чуйков. – Сидишь как… таракан в трансформаторе. Того и гляди, в уголь превратишься. У меня каждый раз, как гроза начинается, всё тело чешется. И волосы дыбом стоят.

– В краулере никакой тайфун не страшен, – успокаивает Андерсон. – Машина хорошо экранирована. А вот плавать краулер не умеет.

– Плавать?!

– Во время тайфуна идет очень сильный дождь. Дорога иногда превращается в настоящую реку.

Генка посмотрел на густеющую синеву впереди, поерзал в кресле.

– А я ведь того, Паш, плавать-то не умею.

– Тебе и не придется. – Американец улыбнулся. – Вода до кабины еще ни разу не доходила. Если поток окажется очень мощным, мы просто переждем…

Задремал Генка. Голова на грудь упала, сам чуть из кресла не вывалился – ремни безопасности не дали. И приснился ему сон. Будто едет он в автобусе из родного Бийска в Барнаул. Дорога ровная, как стрела. Степь вокруг бескрайняя, солнце светит, маки цветут – красотища! И вдруг откуда ни возьмись туча. Громадная, черная. Вмиг небо заполонила. Потом как грянет, как засверкает. Дождь полил. Не дождь – ливень. Дорога враз в реку превратилась. Автобус еле ползет по этой реке. А вода всё выше, уже к окнам подбирается. А люди-то в автобусе спят себе, в ус не дуют. Подхватился Генка, забегал по проходу, трясет пассажиров за плечи. Не просыпается никто! Пригляделся, а они все мертвые, и лица в зеленых язвах…

Очнулся Чуйков мокрый. Вспотел со страху. Глянул вокруг – и впрямь ливень. А небо черное и грохочет – аж машина подпрыгивает.

– Тайфун? – спрашивает.