Журнал «Если» - «Если», 1998 № 09

Мы молчали. Я не помнил.

— Вышел один человек, — сказала Светлана. — Такой… ну… Никакой, абсолютно никакой. Средний человек, словно смешали миллион лиц и вылепили одно общее. Я мельком глянула и сразу же забыла.

— Детали! — потребовал шеф.

— Нет деталей. Просто человек. Мужчина. Средних лет. Я даже не поняла, что он — Иной.

— Он стихийный Иной. Он даже не входит в Сумрак, балансирует на самом краю. Вспоминай лицо или какие-то особые приметы.

Светлана потерла пальцем лоб:

— Когда он вышел… сел за столик… там была женщина. Красивая, русоволосая. Она подкрашивалась, я еще заметила, что косметика у нее фирмы «Лумине», я сама такой пользуюсь иногда… недорогая, но хорошая…

Несмотря ни на что, я улыбнулся.

— И она недовольная была, — добавила Света. — Улыбалась, но криво. Словно хотела еще посидеть, а пришлось уходить.

Она опять задумалась.

— Аура женщины! — резко выкрикнул шеф. — Кидай мне слепок!

Он повысил голос и сменил тон. Конечно, никто в ресторане его не услышал. Но по лицам людей прошли судорожные гримасы, официант, несущий поднос, споткнулся, уронил бутылку вина и пару хрустальных фужеров.

Светлана тряхнула головой — шеф ввел ее в транс столь мгновенно непринужденно, словно она была простым человеком. Я видел, как расширились ее зрачки — и легкая радужная полоса протянулась между лицами девушки и шефа.

— Спасибо, Света, — сказал Борис Игнатьевич.

— У меня получилось? — удивленно спросила Светлана.

— Да. Можешь считать себя магом седьмой ступени. Я сообщу, что зачет принял лично. Антон!

Теперь я посмотрел в глаза шефу.

Толчок.

Струящиеся нити энергии, неведомой людям.

Спектр. Образ.

Нет, я не видел лица подруги Дикаря. Я видел ауру, а это куда лучше. Синевато-зеленые слои, перемешанные, будто мороженое в вазочке, маленькое коричневое пятнышко, белая полоса. Аура сложная, запоминающаяся и, в целом, симпатичная. Мне стало не по себе.

Она любит его… Любит и на что-то обижается, считает, что он ее разлюбил, а все равно терпит и готова терпеть всегда…

По следу этой женщины я найду Дикаря. И сдам его Трибуналу — на верную смерть.

— Н-нет… — с трудом выдавил я.

Шеф смотрел на меня с сочувствием.

Ныла в ушах заунывная музыка, и никто из людей не отреагировал на мой крик. Хоть по полу катайся, хоть под чужие столики ныряй — ноги подожмут и будут дальше поедать пряные блюда.

Светлана смотрела на нас — она запомнила ауру, но вот расшифровать ее не смогла, это уже шестая ступень.

Борис Игнатьевич криво усмехнулся:

— Герой! Ах, какие мы все герои… Ручки у нас чистые, сердца золотые, ноги по дерьму не ступали… А женщину, что отсюда увели, помнишь? Детей ревущих помнишь? Они-то не Темные. Обычные люди, которых мы обязаны защищать. Сколько мы взвешиваем каждую плановую операцию? Почему аналитики, пусть я и кляну их каждый миг, с седыми головами в пятьдесят лет ходят?

Как недавно я отчитывал Светлану' отчитывал уверенно и властно, так теперь шеф хлестал меня по щекам.

— Ты Дозору нужен, Антон! Света нужна! А вот Психопат, пусть даже добрый — не нужен! Кинжальчик в руки взять да по подворотням и туалетам Темных резать — просто. О последствиях не думать, вину не взвешивать… Где наш фронт, Антон?

— Среди людей, — я опустил взгляд.

— Кого мы защищаем?

— Людей.

— Нет абсолютного зла, и ты это знаешь! Корни — здесь, вокруг нас, в этом стаде, что жует и веселится через час после убийства! Вот за что ты должен бороться. За людей. Тьма — это гидра, и чем больше голов отсечешь, тем больше их вырастет! Гидру голодом морят, понимаешь? Убьешь сотню Темных — на их место встанет тысяча. Вот почему Дикарь — виновен! Вот почему ты, именно ты, Антон, найдешь его. И заставишь явиться на суд. Добровольно или принуждением.

Шеф вдруг замолчал. Резко поднялся:

— Уходим, быстро!..

Я вскочил, подхватил сумочку, непроизвольным, рефлекторным движением. Шеф зря дергаться не станет.

Неожиданно я понял, что мне надо посетить то самое место, где встретил смерть незадачливый темный маг. Но даже не рискнул об этом заикнуться. Мы двинулись к выходу так спешно, что охрана непременно бы остановила, будь она способна нас увидеть.

— Поздно, — тихо сказал шеф у самых дверей. — Заболтались!

В ресторан вошли — будто просочились, трое. Два крепких парня и девушка.

Девушку я знал. Алиса Донникова. Ведьмочка из Дневного Дозора. Ее глаза округлились, когда она увидела шефа.

А следом двигались два неуловимых, невидимых, идущих сквозь Сумрак силуэта.

— Прошу задержаться, — хрипло, будто у нее разом в горле пересохло, сказала Алиса.

— Прочь, — шеф слегка повел ладонью, и Темных стало отжимать в стороны, к стенам. Алиса накренилась, пытаясь сопротивляться упругой волне, но силы были неравны.

— Завулон, взываю! — взвизгнула она.

Ого. Ведьмочка-то в любимицах главы Дневного Дозора, раз имеет право вызова!

Из Сумрака вынырнули еще двое Темных. С первого же взгляда я выявил их как боевых магов третьей или четвертой ступени. Конечно, до Бориса Игнатьевича им далеко, да и я способен помочь шефу, но возня затянется, а там еще подоспеют, навалятся…

Шеф это тоже понял.

— Что вам надо? — властно спросил он. — Это время Ночного Дозора.

— Совершено преступление, — глаза у Алисы горели. — Здесь и недавно. Убит наш брат, убит кем-то из… — ее взгляд буравил то шефа, то меня.

— Из кого? — с надеждой спросил шеф.

Ведьма на провокацию не поддалась. Рискни она, при своем статусе и не в свое время, бросить Борису Игнатьевичу такое обвинение, он размазал бы ее по всем стенам. Причем ни на секунду не задумался бы о взвешенности такого поступка.

— Кем-то из Светлых!

— Ночной Дозор не имеет понятия о преступнике.

— Мы официально просим содействия.

А вот теперь отступать было некуда. Отказ в содействии другому Дозору — почти объявление войны.

— Завулон, к тебе взываю! — опять завыла ведьма.

У меня родилась робкая надежда, что глава Темных ее не слышит или чем-то занят.

— Мы готовы к сотрудничеству, — сказал шеф, и в голосе его был лед.

Я оглянулся на зал, поверх широких плеч магов — Темные уже брали нас в кольцо, явно намереваясь держать у самых дверей. Да и в ресторане творилось что-то небывалое.

Народ жрал.

Чавканье стояло такое, будто за столиками орудовали свиньи. Тупые, остекленевшие взгляды, еду загребают ладонями, давятся, фыркают, чмокают и пускают слюни. Благообразный пожилой человек, мирно ужинавший в окружении трех охранников и юной девицы, хлюпает вино прямо из бутылки. Симпатичный юноша, явно из «яппи», и его милая подружка вырывают друг у друга тарелку, обливаясь жирным оранжевым соусом. Официанты носятся от столика к столику и мечут, мечут едокам тарелки, чашки, бутылки, жаровни, вазочки…