Павел Комарницкий - Всё исправить

Ее глаза чуть мерцают в полутьме.

– Я спираль нынче сниму, Лешик.

– Какую спираль? А… ага… ну, тебе видней… таблетки хотя, говорят, вреднее.

– Ты не понял, Леша. И никаких таблеток.

Она глубоко вздохнула.

– Это для таких, как Карина, «пока не время». А для нас время, Леша. Потому как поезд идет, не замедляя хода.

И вновь она права на все сто, всплыла мысль. Никакая злобная реальность не должна мешать продолжению жизни.

– Да, елки-палки, в войну рожали, и ничего! – улыбнулся Чекалов. – Так что давай. Я буду только рад.

– Я в тебе и не сомневалась, – тихо, серьезно ответила она, так, что Алексея захлестнуло горячей волной.

– Юля, Юль…

– М?

– А можно мне еще… ну… как кошку?

Аденин-гуанин-цитозин… аденин-гуанин-тимин…

Алексей в изнеможении откинулся на спинку стула, закрыв глаза. Ожесточенно потер щеки ладонями, помассировал виски. Нет, с этим надо что-то делать… «Энигма» несовершенна. Тупо переводить последовательность аминокислот в ДНК-код и обратно, невелика заслуга… А вот как насчет предвиденья, какова должна быть структура белка-фермента, которого еще нет в реальности, но который необходим, чтобы организм имел те или иные нужные свойства? Задачка, однако… Это вам не какая-то жалкая теорема Ферма. И все ложится на одни мозги. И каждый раз нужно ждать озарения.

Как со всем этим справлялся Создатель?

Эх, Володька… Проклятая мерзкая реальность. Проклятый тупой ублюдок, этот самый Чушмо… Проклятая судьбина… Какой светильник Разума угас…

При воспоминании о Володьке настроение, и без того не радужное, резко просело. Да, завтра же будет суд. А сегодня должны приехать Володины родители.

Он вдруг отчетливо представил, как старый «Москвич», разбрызгивая талую воду, перемешанную с грязным снегом, въезжает во двор, подруливает к подъезду… вот выходит Сергей Михайлович, придерживает дверцу, выпуская наружу теть Веру… вот поднимаются они по лестнице, рука об руку, тяжело и нескоро… подходят к двери… старик поднимает руку, тянется к кнопке звонка…

Звонок в прихожей тренькнул раз, другой, разрушая зыбкое наваждение, и Чекалов вздрогнул. Вот как?

– Здравствуй, Леша, – за время отсутствия Вера Николаевна высохла еще сильнее.

– Здравствуйте, теть Вера. Дядь Сережа, здравствуйте. Вы проходите, проходите! А мы вас ждали.

Помогая старикам раздеться и прочее, Чекалов уже не очень удивлялся. Вот как… Вот так вот даже. Дар ясновиденья прорезался, не иначе. А пуркуа бы и не па? Ясновиденье, как более общий случай строго научного озарения… гм… надо записать в тетрадку…

– Юля-то где?

– На работе пока. Вы проходите в комнату, я чайник сейчас и прочее…

Старики уселись на диване, разглядывая небогатое убранство помещения.

– Все так же у вас, я гляжу… – тетя Вера чуть качнула головой. – И мебель, как при Борисе… только диван вот новый…

– Я тут хотел приобрести гарнитур Людовика Четырнадцатого, – улыбнулся Чекалов, – но Юлька отговорила. Добавь, говорит, и купи лучше курицу. Так что сейчас мы будем кушать куриный супчик, с лапшой домашней. Юлька вчера расстаралась, специально для вас.

Сергей Михайлович разглядывал компьютер, на экране которого вилась двойная спираль.

– Работаешь?

– Угу.

– Мы, небось, мешаем…

– Дядь Сережа, это вы о чем? Обидеть хотите?

– Да не… не для обиды… Спросить я хочу. Подвигается дело-то?

– Медленно, – честно признался Чекалов. – Без Володьки, как без одной руки. Да хуже, пес бы с ней, с рукой, без руки можно… Второй головы не хватает мне, дядь Сережа. Как змею Горынычу из сказки.

Дядя Сережа пристально разглядывал хозяина квартиры.

– Худой ты стал… Спасибо тебе, Алексей.

– В смысле?

– В прямом. Удастся тебе довести, тогда, выходит, и сын наш жил не зря.

Помолчали.

– Аптеку все так же охраняешь? – спросила Вера Николаевна.

– Охраняю, – отозвался Чекалов, уже орудуя на кухне. – Странная вещь эта жизнь, теть Вера. Работаю дома, и ни копейки за это. А на службе сплю, и мне за это деньги платят.

– Давай-ка я тебе помогу. Сидеть сложа руки, когда мужчина на кухне шурудится, для женщины неприлично. Мужчине можно доверить хлеб-колбасу порезать, не более.

– Как скажете, теть Вера… Дядь Сережа, по пятьдесят грамм?

– Не, Леша, не надо. Во-первых, на колесах я. И во-вторых, вообще не пью теперь. Черно больно на душе потом… Теперь, Лешка, я все больше корвалол употребляю.

– Але, ты дома? – ожила на столике коробка «Имулы».

– Да. У нас гости.

– Поняла, я уже еду!

– Хм… – Сергей Михайлович разглядывал рацию. – Володькина работа… Действует?

– И это тоже память, – без улыбки ответил Чекалов.

– Сказал бы, я бы Юлю-то забрал, все равно на машине.

– Да она через десять минут дома будет. Сейчас уже светло вечерами, а так обычно я ее на остановке встречаю.

– Ну так мы ее подождем, вместе и поужинаем… – Вера Николаевна вздохнула. – Как тогда… с Володей-то вы ужинали… в последний раз, выходит…

Помолчали.

– Кобра-то будет? – спросил Серей Михайлович, глядя в окно.

– Мне откуда знать? Ни я, ни Юлька с ней не общаемся.

Пауза.

– Рассказал бы, чего тут в стольном граде делается. А то до нас только слухи по радио…

Алексей принялся излагать, что именно делается в стольном граде. Повествование, правда, сильно смахивало на пересказ какого-то триллера, но что делать… Не зря Володька окрестил ее «злобной реальностью», ой, не зря…

И вновь перед внутренним взором возникло видение – тоненькая фигурка осторожно перепрыгивает через лужу, входит в арку… Алексей, прервав разговор, стремительно направился в спальню, откуда была видна та самая арка. Он подошел к окну как раз в тот момент, когда фигурка выходила из арочного проема. Юлька… Юленька…

– Ты чего, Леша? – непонимающе хлопала глазами Вера Николаевна. – Вспомнил что-то?

– Да так… Не обращайте внимания, теть Вера. Вспомнил, да. О чем мы, то бишь? А, про коммунальные услуги… Не услуги это, теть Вера, ясак. Ну, как во времена монголо-татар брали, просто так.

Звонок в прихожей затренькал часто и нетерпеливо – как обычно, Юля не ограничилась однократным нажатием на кнопку.

– Ну здравствуй… – карие, с теплой золотистой искрой глаза близко-близко. Запах духов, и водопад каштановых волос, в которых так легко утонуть… так хочется утонуть…

– Устала?

– Немножко…

Она змейкой выскользнула из дубленки – несмотря на конец марта, не рисковала покуда одеваться в пальто, бронхит никому не нужен – скинула ботики, прошла на кухню.

– Здрасьте, теть Вера. Дядь Сережа…

– Здравствуй, Юленька, здравствуй.

Рассаживались за столом неторопливо. Вчетвером на кухне было тесновато, но так уж устроен русский человек – в тесноте привычно ему, главное, чтобы не в обиде. Юля принялась расспрашивать гостей, умело гася горькие воспоминания и тягучие паузы, отвлекая и ни словом не упоминая о завтрашнем процессе. Психолог, что скажешь…