Николай Советов - В изгибе развития

— Попить можно, — ответил шестьдесят первый, повернулся к стене, где находился вделанный в неё сосуд с водой, и, нажав кнопку, стал наливать из него воду в небольшую металлическую чашку.

Воспользовавшись тем, что тот отвернулся, Ник Лов быстро сунул руку в карман и нащупал пальцами пластинку Вер Ли, отломанную им от двери своей кабины, конец которой был остро заточен. Зажав пластинку в пальцах, Ник Лов сделал несколько царапающих движений по рукаву комбинезона немного спереди, на левом предплечье, где, по здешним законам, у него должен был быть номер. Пластинка процарапала и прорезала в нескольких местах прочную ткань комбинезона. И когда сосед его снова повернулся и протянул руку с чашкой воды, Ник Лов, беря чашку, сказал, как бы продолжая свои ответ; — Почему не видно следов номера? Вот, смотри, — и, зажав пластинку в кулак, пальцем указал на разрезы. — Вот только убей меня — не помню, как я этот проклятый номер срывал, зачем это делал и какой он у меня был.

— Ты гляди — и это не помнит! Удобно! Задолжал кому-нибудь из Ссужающих десятка два квачей, а потом убежал. И ничего не помнишь, и номера нет! Не забывай только, что Ссужающие квачи платят не только Сильнейшим, но и Дважды Сильнейшим! И уж будь уверен, Трижды Сильнейший всё об этом знает и тоже кое-что получает. Так что спрягаться не удастся — найдут.

Ник Лов подумал, что ещё не до конца, но вчёрне он, кажется, начинает понимать нехитрую политэкономию этого общества. Большинство населения работает производя энергию, киловатт-часы. Каким-то очень примитивным способом. По-видимому, эта энергия и стала единственной реальной измеряемой ценностью и эквивалентом обмена. Тем, что в древности на Земле называлось — деньги. Эквивалентом денег в те времена было золото, ибо даровой энергии на Земле, ну хотя бы солнечной, тогда было сколько угодно и эквивалентом она быть не могла. Золота же было мало, и его ценили.

«Стоп! — подумал Ник Лов. — А разве на звездолёте энергии не сколько угодно? На орбите сателлита, а с неё звездолёт, по-видимому, не сошёл, заметного расхода огромных запасов произойти не могло. Так куда же делась эта энергия и зачем нужно «вырабатывать, крутя ручку», как сказал сосед, какие-то жалкие сотни киловатт-часов? Непонятно», — думал Ник Лов, но остановил свои размышления на эту тему, ибо дверь открылась и вошёл стражник, неся в руках две миски с торчащими в них ложками.

— Обед, обед! — закричал шестьдесят первый и даже подпрыгнул от радости. — И тебе тоже принесли. А могли бы заставить и поголодать. Кашку-то надо ещё заработать! — И. больше не тратя времени на разговоры, шестьдесят первый схватил свою миску и стал активно орудовать ложкой.

Ник Лов взял вторую миску. В ней лежала рыхлая бледно-зелёноватая каша, в которой Ник Лов узнал белковую массу. В былые времена её выпускал завод биомассы в качестве сырья, подлежащего дальнейшей формовке, вкусовой, цветовой, температурной и прочей обработкам. Здесь же к столу подавалось прямо первичное сырье, выращенное на заводе. Или это было так только здесь, в тюрьме? По питательности сырьевой белок мало чем уступает обработанному, и потому Ник Лов решил, что пренебрегать едой не стоит. Он запустил ложку в кашу и стал есть. Однако и в эти минуты Ник Лов не захотел отказаться от стремлении получать от соседа информацию, которую тот так щедро ему выдавал.

— По-моему, наверху каша была лучше, — бросил Ник Лов.

— Да нет, — с аппетитом пережёвывая, ответил сосед, — если её как следует не проварить да не подложить жирка, вкуса не будет. А если ещё погреть посильнее, то она поджарится и на ней образуется такая корочка, м-м-м, — шестьдесят первый даже замычал от удовольствия. — Но ты же знаешь, что такие расходы не для нас. Кто же будет тратить киловатты на обжаривание?

Собеседник Ник Лова погрустнел и перестал жевать. Затем продолжил:

— Можно, конечно, иногда выкинуть кое-что… Да, кое-что такое… — Он опять многозначительно замолчал.

Ник Лову показалось, что его напарник при этих словах взглянул на него хитро и испытующе, и Ник Лов подумал, что ему надо бы узнать что-то и о самом шестьдесят первом.

— Послушай, — обратился к нему Ник Лов. — Вот меня посадили за то, что я потерял сознание, бросил работу и содрал номер. А ты почему здесь?

— Я? — переспросил сосед. — Я по глупости.

— И всё же, — настаивал Ник Лов.

Его собеседник, казалось, сначала заколебался, но потом махнул рукой и ответил:

— Ну что же, расскажу. Я работал на заводе где выращивается вот эта самая штука, — сосед ткнул ложкой в свою миску. — Вертел транспортеры, перегружая массу из чана в чан. Работа прекрасная! Находится завод в зоне холмов. На земле растет зелёная травка и даже светит Солнера. Летом она так приятно греет через большое небесное окно. Подставляешь бока и радуешься жизни. А ты под окном был? Солнеру видел?

Ник Лов понял, что тот говорит о большой перископической системе, собирающей свет от внешнего светила и бросающей его на некоторые участки лесопарка. Солнера — это, по-видимому, звезда С0595, спутником которой был сделан звездолёт.

— Нет, — отвечал он шестьдесят первому и не обманывал его, — я никогда не видел Солнеры.

— Ну, понятно. Туда пускают далеко не всех синих. Правда, детей туда водят, но ты же всё забыл. Так вот, я там работал! И мог иногда смотреть на Солнеру, хотя и редко, ибо под окном всё больше гуляют Высшие. Тогда нас всех зелёные загоняют в отсеки, но я подглядывал. Я там много чего подглядел, — и шестьдесят первый опять загадочно взглянул на Ник Лова. — Вот какая у меня была работа!

Ник Лов вспомнил, что завод биомассы находился в непосредственной близости от большой перископической системы. Часть света подавалась по световодам и на завод, ибо для выращивания микроводоросли был полезен естественный ультрафиолет. Тем временем шестьдесят первый продолжил:

— Но, в общем-то, все это не к тому. Я говорю это просто, чтобы показать тебе, какая у меня была хорошая работа. Да и за кашу я не платил. С нас так, по мелочи, брали, ибо кашу мы сами делали — ешь сколько хочешь. Вот от сытости я и свихнулся. Девушку свою хотел удивить. Есть у меня девушка, она родилась более чем на сотню человек позже меня — ноль два семь восемь два её номер.

Ник Лов подумал о том, как это, должно быть, обидно для человека — не иметь имени и даже девушку звать номером. Как сухо и некрасиво. Но затем понял, что у них понятия смещены, они привыкли и потому не обижаются. Ведь даже ему в свое время ничуть не было обидно оттого, что у него есть свой генетический шифр. Имена тоже менялись. В давние исторические эпохи люди носили длинные, пышные имена и придавали звучности их очень большое значение. С развитием цивилизации имена существенно сократились.