Александр Логачев - Красный терминатор, Дорога как судьба

- Слушай, дикий поросенок, ты чего после наступления комендантского часа девок гоняешь?

Казалось, парню понравилось такое определение, и он взвизгнул в ответ:

- Не виноват я, товарищи! Они меня сами во все втянули. Спиртом насильно поили, старушку-маму обещали зарезать, если с ними ходить не буду.

Юноша хотел добавить еще что-то, но следующее предложение слилось в нечленораздельный визг, так как Сосницкий чуть-чуть перенес центр тяжести на правую ногу.

- Ты будешь завтра сестре милосердия рассказывать, как они твою маму насильно спиртом поили. А мне объясни свое глупое поведение.

- Эта стерва, ну девчонка эта, из салона мадам Розенфельд. Она не захотела на Ахмедку работать. На того самого, что рядом лежит. Он приказал помочь ее догнать и проучить. Чтобы другие девчонки вокруг "Буяна" не ломали ему коммерцию...

- Довольно, - сказал Сосницкий. - Пойдемте, товарищ Назаров. Как вы полагаете, пнуть его напоследок?

- Лишнее, - ответил Федор.

Когда они отдалились от места битвы, Сосницкий сказал:

- Этой зимой в Москве закрылось несколько борделей. Хозяева, которые не ужились с новой властью, подались кто в провинцию, кто подальше. А контингент - остался. Много девок пошло под "котов", но им, конечно, после прежней галантной жизни работать на таких хозяев противно. Поэтому кое-кто до сих пор пытаются сами собой выжить. Их сперва вежливо предупреждают, потом ребята, которые берут навар с местных котов, такую девчонку ловят. Забавляется вся шайка, а последний должен ее прирезать.

- Я, товарищи, никак не изволил ожидать, что в Москве такие варварские нравы смогут воцариться, - сказал Марсель Прохорович.

- Кстати, товарищ Сосницкий, - спросил Назаров, - не доводилось ли, случаем, вам задерживаться в японском плену?

- Не довелось даже воевать.

- Это я потому так говорю, что с упомянутым капитаном Терентьевым произошло именно такое приключение. Взяли его при капитуляции Порт-Артура, тогда еще поручиком, а он, будучи в городе Киото, не расписывал с утра до вечера пульки, как прочие офицеры, а интересовался, как японцы живут. Так заинтересовался, что задержался в Японии на полгода после войны. Свел дружбу с местными мудрецами, которые знают джиу-джитсу - сейчас она в моде - и еще какие-то полезные штуки. Когда я на Германской войне встретился с Терентьевым и по разным причинам - рассказывать о них долго - наше знакомство укрепилось, он мне некоторые штуки показал. Вот они мне и вспомнились, когда я на твою работу глядел.

"А еще вспомнились гонконговские боевики", - мог бы добавить Федор.

- Джиу-джитсой я занимался, - признался Сосницкий. - Еще занимался французской борьбой. Я сам преподаватель гимнастики. Конечно, в гимназии, где я работал, ученикам давал Сокольскую систему*. Но после уроков кое-кто из ребят оставался, и мы практиковали разные новшества... Ладно, поговорить об этом еще успеем. Вот порожний извозчик.

Извозчик действительно остановился, привлеченный тремя прохожими, интенсивно махавшими руками. Через минуту пролетка уже неслась в сторону Малой Дмитровки.

* Сокольская система гимнастики, созданная в Чехии, была распространена в России в начале века. Эта система, включавшая как обычные упражнения, так и упражнения с различными снарядами, нередко называлась "славянской системой физического воспитания".

* * *

- Товарищи, а почему вы столь уверенно полагаете, что нам сюда? спросил Марсель Прохорович.

Ни Назаров, ни Сосницкий не ответили ему. Они подошли к особняку и уже за двадцать шагов прекрасно слышали, что происходит в его стенах.

Могло показаться, будто в здании одновременно состязаются десять хоров. Назаров улавливал отдельные мотивы, от "Варшавянки" до куплетов про красоток в кабаре. Видимо, хормейстеры время от времени ссорились друг с другом: доносились звуки выстрелов. На минуту всех певцов сразу перекрыл мощный голос: "Товарищи, настал час". Назаров так и не узнал, о каком часе велась речь - оратора заглушила длинная пулеметная очередь.

Возле приоткрытой двери, в полоске тусклого света, падавшего из окна, Назаров заметил блестящую груду отстрелянных гильз. Широкая мраморная лестница освещалась значительно хуже. Тусклая электрическая лампочка горела лишь при входе. На лестнице, в полутьме, сидел парень с огромной, почти поповской гривой. В одной руке он держал бутылку, в другой - пистолет.

- Вы... ик... Сто - ик - ять! К-к... Кто?! Переп... пре... стр-р-р... Я есть... ик... пу... пу... - длинноволосый принялся размахивать пистолетом, как волшебной палочкой, и, похоже, был настроен не пустить посторонних в охраняемый им особняк. А хуже всего - он хотел говорить, спорить, расспрашивать и допытываться. Что могло и затянуться.

Товарищ Сосницкий сделал шаг вперед, с ловкостью фокусника-покусника вырвал пистолетик из руки длинноволосого и сложенными щепкой пальцами двинул обезоруженного в шею. Тот клюнул носом и затих.

- Алкоголик, - с укоризной покачал головой Сосницкий и, выцарапав у обезвреженного из ладони бутылку и понюхав содержимое, влил его в рот своей жертвы.

- Для надежности, - пояснил он.

Раков испуганно завертел головой, а Назаров лишь пожал плечами, мол, может, оно и правильно, не знаю, вам, москвичам, виднее.

Путь наверх по широкой, пустой и полутемной лестнице был свободен, чем троица незваных гостей и воспользовалась.

Мрамор ступенек устилал такой разнообразный мусор, что казалось, будто его свозили сюда со всей Москвы. Под ногами поднимающихся хрустело, шуршало, трещало и хлюпало. Сверху доносились визги, крики, пальба и топот.

Лестница уперлась в стену, от которой, словно оттолкнувшись, уходила выше, раздваиваясь. Но что левый, что правый ее рукав выводили на широкую площадку, на которой наблюдалась группа товарищей. Странных товарищей... Впрочем, может, и обычных для этого места. И обойти их не было никакой возможности.

Безмятежное восхождение по лестнице нарушила девица в зеленой, как болотная плесень, шляпке. Она прыгнула сверху, с площадки, и, пролетев над тремя ступенями, повисла на шее у Дмитрия Сосницкого. И если бы не его мощное телосложение, считать бы ему спиной ступеньки.

- Возьми меня, мон шер! Возьми меня прямо здесь! - заверещала зеленошляпая, обвив могучую шею бывшего учителя гимнастики. Сосницкий встал как вкопанный, в растерянности развел руки в стороны.

- Назад, профура! - донесся сверху мужской хрип, следом за которым бухнул пистолетный выстрел, и пуля прожужжала над головой Сосницкого.

Рука товарища Назарова уже сжимала маузер, товарищ Раков озирался, просматривая пути отхода. "В беспокойное место мы зашли", - подумал Федор. А Сосницкий, отчаянно ругаясь, отдирал от себя назойливую дамочку.