Александр Логачев - Красный терминатор, Дорога как судьба

- Здорово, Тимоха.

И солдат протянул руку для пожатия, подумав при этом, что первое свидание с персонажем из довоенной жизни прошло без сучка и задоринки. Узнали его, признали, не усомнились.

- Где остальной народ-то, а, Тимоха?

- Боятся. Сейчас по вечерам только мы с Климкой по улицам гуляем. Он малый, я дурной. Кто нас тронет?

- А кто остальных трогает?

Ответить на этот вопрос Баранов не успел. Наконец-то заскрипела калитка. Из нее выглянул дед в потертых валенках.

- Здорово, Федя. Извини, что сразу не открыл. Сперва не признал. Изменился ты...

"Если б ты знал, дедуля, насколько я изменился", - этого произносить вслух солдат не стал.

- И ты будь здоров, Никита Палыч, - браво, как солдату и положено, приветствовал Назаров хозяина дома и резных ворот. - Ты-то сам, гляжу, не постарел.

- Четыре года - невелик срок. Да проходи, что ты перед воротами топчешься? Я сразу понял - тебе заночевать надо. Банька у меня сегодня натоплена, а когда попаришься-помоешься, жена стол накроет.

- Никита Палыч, - робко сказал Тимоха, - если вы водку пить будете, можно я загляну?

Хозяин взглянул на Назарова, потом на Тимоху и махнул рукой - приходи, черт с тобой.

Когда Назаров вошел в избу, с ним сразу же поздоровалась хозяйка... как там бишь ее? Вспоминай рассказы в лагере, письма жены... А! Фекла Ивановна.

- Здравствуй, здравствуй, Федор Иванович. Значит, не убили?

- Бог миловал, - ответил Назаров. - На войне и вправду не убили. А у вас тут, пока у ворот ждешь, помереть можно.

- А это мы, Федор Иванович, главное сокровище прятали.

- Ты что, - прикрикнул на жену Никита Палыч, вошедший за Назаровым в избу, - сдурела?

- А ты мне рот не затыкай, - затараторила баба. - Знаю ваши тайны. Как напьешься, так сам все гостю расскажешь. Уж лучше я сама. Лареньку мы здесь прячем. Никита сказал: человек при оружии перед домом стоит. Я и увела ее в чуланчик. Нельзя, чтобы Лареньку у нас нашли.

- Ларенька - это барышня Лариса из Усадьбы? - спросил Назаров, сам удивляясь своей осведомленности. Или, может быть, своей отменной памяти.

- Она самая, сердешная. За ней Сенька Слепак охотится, который в комбеде заправляет. Она его любови давным-давно отвергла, так он решил сейчас свое взять. Ларенька, бедняжка, у нас света дневного не видит, все в избе прячется. И мы боимся - как бы кто ее у нас не заприметил.

- Ты бы не кудахтала лучше, а выпустила Ларьку, - сказал Никита Палыч. - И стол пока накрыла. А я пока Федю в баньку провожу.

Заскрипела дверь. Гость обернулся. В горницу несмело вошла девушка. Ее лицо было бледным, как бывает у людей, проводящих почти все время под крышей. В правой руке она держала небольшую книжечку, заложенную пальцем посередине.

- Здравствуйте, - робко начала она. - Так это вы, Федор Иванович?

- Он самый. Мое искреннее почтение, барышня Лариса.

"Так и тянет выдать пошлость: "Девушка, кажется, мы с вами где-то встречались". Ведь, наверное, встречались же где-то? А красива барышня из Усадьбы. Наверное, таких и называют тургеневскими барышнями. Но - ша, солдат! Отставить вольные мысли! У тебя жена в сорока верстах отсюда".

- Как я рада, Федор Иванович, что вы вернулись. Я ведь ту нашу встречу у реки запомнила надолго...

"Ая-яй, - подумал Назаров, - что ж это я про то ничего не знаю?"

- Ладно, потом, за столом, радоваться да болтать будем, - сказала бабка Фекла. - Федя, баню топить пора.

Назаров поставил на лавку сидор, позаботился о винтовке и вышел с хозяином во двор.

* * *

Никита Палыч и его супруга долго вздыхали: в доме шаром покати, на стол нечего поставить. Однако поискали в своей кладовой, прошлись по соседям и, сами себе удивляясь, приготовили-таки пиршество. Хозяйка успела курочку зажарить, леща запечь. Посередине стола дымился чугунок с картошкой, а вокруг стояли тарелки с салом, огурцами, квашеной капустой, солеными рыжиками да мочеными яблоками. От Христова Воскресения остались окорок, два кулича и десятка полтора крашеных яиц. Между тарелками возвышалась четверть самогона - за последние три года этот продукт завелся в каждой избе.

Правда, едоков было не так и много. Всего лишь Никита Палыч с Феклой Ивановной, еще один назаровский приятель Степан, воевавший в годы оны в Маньчжурии и оставивший там свою ногу, напросившийся Тимоха Баранов, Лариса, притулившаяся в уголке на скамейке с книжечкой на коленях. И, конечно, дорогой гость, Федор Назаров.

- Что, Федя, - спрашивал уже слегка захмелевший Степан, - давно так не сидел?

- Давно, - ответил Назаров.

- Царское угощение по нынешним временам, - сказал Никита Палыч.

- Федя, - сказал Степан, - по правде скажи, с царем тебе выпивать не доводилось? А то кто с фронта ни придет - тот царя видел, тот с царем ручкался, тому царица в вагоне-лазарете портянки меняла. Последний годик, правда, разговоры поутихли. Микола-царь теперь не в чести.

- С царем не угощался. А с великим князем Николаем Николаевичем приходилось, - ответил Назаров.

- Это как же? - послышались изумленные голоса.

- В Галиции, когда Львов брали.

- И чем же угощал царев брат? - спросила старуха.

- Шкалик водки с крендельком.

- Ну, брюхо - злодей, старого добра не помнит, - заметил Степан. Наградили-то чем?

Назаров засучил рукав и снял часы. При виде этого прибора мужики удивились еще больше, чем узнав, что его хозяин выпивал с великим князем.

- Как же такую вещицу смастерили? А если в баню в них зашел? А их тоже заводить надо? - наперебой затараторили сотрапезники.

- Федь, а кукушка в них есть? - подумав пару минут, выдал Тимоха.

- Кукушки нет, - ответил Назаров и подал часы Степану. Тот взял их, бережно поднес к глазам, будто на ладони у него стояла полная до краев рюмка, и прочел вслух выгравированное на донышке: "Федору Назарову за особую храбрость".

- Как же ты, Федя, отличился? - спросил Никита Палыч.

- Да было дело...

Так и осталось непонятно, то ли он хотел рассказать о том, за что его наградили, то ли намеревался просто махнуть рукой, потому как в разговор вмешался Тимоха. Будучи все еще пораженным невиданными часами, он полагал, что у Назарова припасено немало иных диковин. Поэтому он под шумок взял назаровский мешок, поставил на колени и лишь тогда спросил хозяина:

- Федь, можно взглянуть, каких ты еще забав принес?

Степан незаметно, но ощутимо толкнул его локтем в бок: пей, да знай меру! Однако Назаров кивнул - смотри. Тимоха торопливо развязал мешок, будто Федор мог передумать.

- Всем взглянуть охота, - сказал Никита Палыч и очистил треть стола. Степан вырвал мешок у Тимохи и вывалил его содержимое на стол. Грязная одежда и котелок, еще хранивший следы походной стряпни, уже были изъяты Феклой Ивановной для стирки и мойки, поэтому мужицким глазам предстали лишь диковинки.