Дмитрий Изосимов - Метагалактика 1993 № 2

Догорал костер. По раскаленным углям катались ярко-красные блики, угли шевелились, распадались, и Михаил, лежа на боку, был поражен игрой красок. Багровые отблески лежали на земле, на обрывистом берегу, на мутной воде небольшого вечернего озера, в котором отражалось черное звездное небо и розовое пятно заката, изломанное рябью. Потом света и тепла стало меньше, костер померк. Михаил привстал на локте, выбрал из мохнатой кучи веток несколько толстых сучьев и подбросил в огонь.

Поверхность воды всколыхнулась и закачалась. «Яран охотится», — подумал Михаил. Из воды высунулся длинный рыбий хвост, блеснул чешуей и сильно ударил по воде. Сразу же за ним мелькнула уродливая четырехпалая конечность с роговыми пластинками, сжимая маленький трезубец, и канула в воду. В стороны разошлись круги, раскачивая широкие желтые листья, кривоватые деревца, заросшие рыжей хвоей, и гнилую болотную траву, прибившуюся к берегу. Хорошо, если он поймает пискуна, подумал Михаил, здорового, килограммов на пять. Можно и не пять, он согласен на четыре. Лишь бы поймал.

Михаил замерз лежать, встал спиной поближе к огню, и стал осматриваться.

Тысячи две лет назад здесь было великолепное плато, мощное, крепкое, километров на сто в длину. Оно гордо возвышалось над всей равниной, здесь был самый благодатный, теплый климат, тогда как по всей равнине свирепствовали ветра и черные смерчи осадков. Для животных здесь был рай, они рвались сюда стадами, табунами и косяками, но доходили немногие. Михаил нашел широкий каньон, в котором лежало множество костей. Это был, вероятно, единственный способ для наземных рептилий попасть на плато. Те, кто сюда попадал, ощущали комфорт почти во всем. Здесь не существовало жгучих холодных ветров, было вдоволь пищи, чистого воздуха и воды.

Но потом плато стало рушиться, трескаться. Тотчас ветры и дожди стали размывать и стачивать рельеф, превращая роскошное плато в скопище высоких каменных столбов. В промежутках между столбами понемногу скопилась вода, появились озера, за водой спустился съедобный мох, за ним животные. И рай исчез, сменился сырым промозглым ветром, особенно в полнолуния, проникающим сюда дождем, почему-то с долей радиоактивности, и страшной тоской и отчаянием. Небо усердно и напористо грызло землю и никого на ней не жаловало.

Сейчас здесь было тихо, необычайно тихо, только потрескивали обгорелые сучья в костре и доносились слабые всплески. Михаил задрал голову вверх. Небосвод был разделен на прозрачное звездное небо и пылающий закат, разгорающийся к горизонту. Четкой границы между ними не было, а черная бездонная пропасть Космоса плавно, зыбко переходила в равномерное безоблачное небо. На фоне чужих и незнакомых созвездий висел большой зеленый осколок правой луны. Левой луны не было видно из-за затмения. С шорохом проносились полосы комет, отчетливо виднелись в прозрачной вышине, постепенно растворялись в багровом зареве и пропадали вовсе.

Михаил протяжно зевнул. Ему сейчас было тепло и уютно, только внутри ворочался дремучий голодный призрак. На нем были теплые дутые штаны из синтетики, полиэтиленовая темно-серая куртка и потрепанные ботинки. Типичный астронавт сверхдальних рейсов — одежда, круглая эмблема на левом плече, нетипичные для типичного астронавта космы волос сзади и совсем уж несвойственная ему двухнедельная щетина. Куртка была расстегнута, и через зубчики «молнии» отражала блики серебристая ковбойка.

Михаил сунул руки в карманы штанов, подошел к берегу и заглянул вниз. На неспокойной поверхности отразилось его лицо, темное изображение закачалось на волнах, сморщилось. Михаил медленно оглядел все озеро.

— Эй! — крикнул он отражению.

Никто не отвечал. С вершины утеса сорвалась птица и истошно завопила, хлопая крыльями.

— Яран!

Вверх взлетел фонтан брызг, зашелестел, распадаясь. Михаил отскочил. На край берега медленно легла знакомая четырехпалая лапа, потом другая, затем высунулась страшная человекоподобная голова рептилии, мокрая от воды и, несомненно, счастливая. Сверкнули белки глаз. Яран приподнялся на руках, вылез из воды и направился к костру. Он был очень доволен, бодр и совсем по-человечески пружинил шаги. На плече у него слабо махала хвостом серебристая рыбина, похожая на маленькую тигровую акулу, а из правого ее бока торчал хвост трезубца.

— Отлично! — крикнул Михаил. — Давай ее сюда.

Они ее быстро выпотрошили, и через несколько минут пискун поджаривался на костре и распространял запахи, от которых быстро просыпались древние инстинкты. Голодный призрак стал подвывать. Михаил равномерно покручивал вертел, установленный на двух рогатых ветках, не жалел дров и все подбрасывал и подбрасывал, пока Яран не остановил его:

— Хватит тебе топливо зря жечь. Скоро ночь, а в лес сейчас нельзя.

Он стал стряхивать с лица капли, резко и равномерно мотая головой. Потом он разделся. Щелкнув зажимами, Яран стянул с груди несколько голубых щитков из гибкого и необычайно прочного материала, положил их на подводный гарпун, потом снял «доспехи» с ног и стал похож на вурдалака из кино, мокро блестящего, страшненького, измученного коростами уродца.

— В озере холодно, — сообщил Яран. — Через несколько месяцев ударят морозы.

— Насчет морозов я не знаю, — сказал Михаил. — Ты имеешь в виду настоящие морозы, со снегом там, со льдом и вьюгой?

— Да, примерно так.

— А почему так долго в озере был? Рыба заснула?

— Да нет, — Яран шевельнулся. — Просто уже темно, там ничего не видно. К тому же этот планктон…

Яран завозился и принялся громко скрестись под спинным панцирем. Потом он подсел к Михаилу и просительно проворковал, поворачивая к нему коричневую спину с желтым рисунком:

— Миша, посмотри там…

— Чешется? — участливо спросил Михаил.

Он просунул пальцы под блестящий коричневый панцирь, гладкий, как у черепахи, и нащупал пружинистую скользкую мякоть. Зоопланктон, плавающий в озере, обязательно попадал к нему на спину, вызывая на коже сильный зуд, и каждый раз планктон приходилось убирать. Поначалу Михаил делал это с ужасным отвращением, но потом привык. К тому же Яран добывал еду для них обоих, поэтому приходилось мириться.