Игорь Волознев - Метагалактика 1995 № 1

— Господин капитан! — соскальзывая, вскарабкался на мостик боцман. — Помпы не работают!

— Кто из нас боцман? — не выпуская штурвал, всматриваясь в серую осатаневшую мглу, зло прохрипел Некрасов. — Вы или я?

— Эх! — в сердцах махнул боцман рукой и, пятясь, сполз по ступеням.

27 июля. 12 час 06 мин.

Сквозь рваные тучи на миг выглянуло солнце. Море было белое, как кастрюля с кипящим молоком.

Барк метался, нырял, становился на нос, приседал на корму.

Ваня-здоровяк, Бурковский, Рогозин, Малинин возились возле помпы.

— Ванька, черт! — заорал боцман, пробираясь по колено в воде к измученным товарищам. — На, держи прокладку!

— Отыскали уже, дядя Егор! — разгибаясь, невозмутимо улыбнулся Ваня. — Не волнуйся! Сейчас заработает!

— Шевелитесь! — боцман едва удержался на ногах от удара очередной волны.

Некрасов по-прежнему был у штурвала. Лицо его осунулось, глаза ввалились. Курс ему помогали удерживать два богатыря в драных бушлатах.

Внезапно раздался страшный, будто пушечный выстрел удар-хлопок. И все увидели, как со средней мачты сорвало грот-бом-брем-рей. Верхний парус еще несколько секунд удерживался на канате и развевался в небе, как огромный серый стяг. Но вот верхушка грота, не выдержав, с треском переломилась. Реющий парус оторвал конец мачты и вместе с ней взмыл высоко под облака, распластав полотняные крылья, как величественный перуанский кондор.

— К архангелам полетел, — задрав голову, сказал один из матросов. — Скоро и мы — следом.

— Отставить разговоры! — налегая на штурвал, крикнул Некрасов. — К архангелам всегда успеем.

Шторм все усиливался. Судно таяло по кусочкам: с палубы уже снесены все бочки, вдавлена дверь рубки, баркас, крепко державшийся на вантах, вдруг в одно мгновение превратился в щепки.

Привязанные канатами к грот-мачте, стоя по-двое по бокам помпы, из последних сил работали Бурковский, Ваня, Рогозин и Малинин.

Через них перекатывались волны — казалось, океан издевался над людьми, тупо и безнаказанно.

— Все! Больше не могу! Один конец! — хрипел Малинин, выплевывая соленую воду.

— А что? Хороша банька, всю пыль смыла! — хохотнул Рогозин.

— Что верно, то верно, — поддержал его Бурковский. — Будем теперь чисты, как младенцы.

Сотый, а может тысячный вал перехлестнул через борт.

— Японский бог! — в лицо Рогозина со звяканьем ударила кастрюля. — Чего это?

— Ребята! Камбуз снесло! — крикнул Бурковский. — Бросай помпу! Все — искать кока!

Едва держась на ногах, по пояс в воде, они пробрались к камбузу, вернее — к его останкам.

Обхватив покосившийся столб, повисло на нем бледное истерзанное существо. Невозможно было в нем сейчас признать когда-то вальяжного гладкого повара острога. Изнуренное существо — бывший повар, а ныне корабельный кок — горланило во всю глотку.

— Эх вы рыбки мои! Рыбки милые! Златогривые! Игривые!

— Ты чего, Мефодий? — встряхнул кока Рогозин.

— Чокнулся! Не видишь? — ответил за кока Малинин.

— Куда ж его теперя? — Ваня растерянно оглядел товарищей.

— Может — в каюту?

— Ты что? — Рогозин выругался. — Он там все разнесет к чертям собачьим!

— В трюм его, куда еще! — Малинин повернулся к Бурковскому.

— Придется пока в трюм, — кивнув, согласился Бурковский.

— В каюте он и впрямь все перекорежит. Кончится эта канитель дальше посмотрим.

— Поживей, братцы! Помпа стоит… — Рогозин обхватил за плечи повара, оторвал от столба. К нему на помощь поспешили остальные. Подняли сумасшедшего, побрели по палубе.

— Жизнь прекрасна! Позвольте покрыть ваше тело поцелуями! Буль-буль, дорогая! — опять запел-заорал повар Мефодий.

…Петя сидел, поджав ноги, уткнувшись в осклизлую перегородку.

И вдруг услышал железный лязг над головой. Открылся люк — в трюм упал белый сноп света в котором бешено роилась пыль. Пыли было такое неистребимое изобилие, что даже сырость была ей нипочем.

Петя вскочил, выхватил из-за пазухи нож.

Сверху кто-то пятился, медленно спускался в трюм, неся громоздкую тяжелую ношу, сапоги осторожно ощупывали каждую ступень.

27 июля. 18 час. 05 мин.

Силы стихии — они тоже не беспредельны, и природа иногда позволяет себе отдохнуть. Океан в своем безбрежном беспутстве, безалаберной гульбе, сам себе надоел и решил наконец вздремнуть.

Девятый вал в последний раз взметнул в поднебесье корабль, и он опять выдержал.

Великая планета Океан подняла свою грудь, глубоко вздохнула и начала погружаться в сон.

Все обитатели барка, все вмиг сразу поняли — пронесло! На сей раз Бог смилостивился!

— Вроде поменьше качает, — сказал Ваня, выпрямляясь, отирая грязным рукавом лицо.

— Похоже так, — продолжая налегать на ручки помпы, сказал Бурковский.

— Типун вам на язык, — прогундосил проходивший мимо заморенный боцман.

27 июля. 20 час. 07 мин.

Повар сидел, откинувшись на трюмные канаты и мрачно, не отрываясь, смотрел на неподвижное пламя вставленной в железный стакан свечи.

Петя, зарыв нож в тряпки, поднялся и тихо вышел из укрытия.

— И ты здеся, барчук, — скосив полусонный взгляд, ничуть не удивившись, пробормотал повар. — Вот и свидетель, — и вдруг в безумных его глазах промелькнуло беспокойство. — Погодь! А где же ваш батюшка? Алексей Иванович! Нет-с, не порядок! — Мефодий закряхтел, заелозил, пытаясь встать. — Нет! Все к столу! Живо все! Обед!

— Молчи! — Петя схватил повара за лохмотья. Мефодий! Умоляю!

— Не извольте ли расстегайчиков? — Мефодий держал перед собой и дул на мокрую тряпку. — С пылу, с жару. Ваши любимые, барин, — повар оглядел трюм. — Эй, люди! А ну сюда, лодыри! Подать борща к столу!

— Молчи, дурак! — метался в панике Петя. — Молчи! Приказываю!

— Ну вот… — обмяк, горестно вздохнул кок. — Опять не потрафил господам.

28 июля. 5 час. 00 мин.

Дул свежий ветер, но волнение утихло. По палубе, как сомнамбулы, бродили сонные усталые люди, выбрасывали за борт разбитые бочки, доски и прочий хлам.

— Пронесло, кажись, Господи, — перекрестился боцман.

— Все живы? — спросил Некрасов.

— Семерых снесло, — опять перекрестившись, доложил боцман, горестно вздохнув, продолжил. — А остальные побитые, но вроде как все, господин капитан.

— Нет здесь, боцман, господ, — сухо заметил подошедший Бурковский.

— Оно, конечно. Вам завсегда виднее, — кивнул боцман и побрел по палубе, недовольно бормоча что-то под нос.

В небе, на огромном пространстве, беззвучно таял архипелаг розоватых облаков. Некрасов оглядел горизонт. Море дышало спокойно, вот-вот из воды должно было подняться солнце.

— Могу засвидетельствовать — мы пережили чудо, — Некрасов подошел к Бурковскому. — Я думал, что знаю про эту жизнь все. Оставались так… незначительные детали. Но поведение стихии меня радостно удивило. Даже она иногда бывает снисходительной. Вы не находите?