Юрий Петухов - Приключения, Фантастика 1993 № 2

Он был воином, и все предки у него были воинами. Еще лежа в колыбели, с молоком матери он всосал великую заповедь: «Вступая в бой, лишайся чувств». Всю жизнь он готовил себя для убийства и убивал. Убивал не беззащитных людей, а таких же, как и он сам, мужчин, воинов. Убивал оружием и голыми руками. Умудренный опытом бесчисленных схваток, в которых он участвовал, Гюрята сразу избрал тактику быстрых перемещений. Обладая огромным весом, Калина была медлительна и не слишком поворотлива. Будучи и сам человеком тяжеловесным, Гюрята все же обгонял ее в скорости. Калина попыталась схватить его, но, поднырнув под ее руку, он заскочил ей за спину и тут же, подпрыгнув, обеими ногами ударил ее в спину. Никто еще из противников Гюряты этого удара не выдерживал. Здесь же впечатление было такое, словно он прыгнул на ствол сосны. Несколько ошарашенный, Гюрята отпрыгнул от Калины и начал снова кружить вокруг. Попробовав сзади, нужно было попробовать и спереди. Калина методично пыталась загнать его в угол или прижать к стене. Хотя и она и Гюрята находились в постоянном движении, ни тени усталости не было в ней заметно. В то же время Гюрята уже почувствовал утомление. Последние годы мирной жизни разбаловали его, и он начал выдыхаться. Калина же, в отличие от Гюряты, казалось, лишь ускорила свои движения. Долго так продолжаться не могло, и, прекрасно это понимая, Гюрята решил рискнуть. Надеясь лишь на свою реакцию, он сделал вид, что споткнулся. Калина ринулась вперед и на мгновенье раскрылась. Вложив весь свой вес, изо всей силы Гюрята ударил ее под дых. Ударил и тут же пожалел об этом, скривившись от боли. Мышцы пресса у Калины обладали твердостью каменной кладки. В глазах у Гюряты потемнело от боли.

Мощный удар в грудь отшвырнул его к стене. Будь Гюрята потяжелее раза в два, этот удар проломил бы ему грудную клетку, а так лишь кинул на стену. В груди, после каждого вздоха что-то захлюпало. Не в силах двинуться, ловя широко открытым ртом воздух, Гюрята сползал по стене.

Сквозь туман в глазах он видел надвигающегося как гора, монстра. Вывернуться уже не было возможности. И тогда Гюрята вспомнил, что ему когда-то говорил отец: «Удиви противника, и у тебя будет ценный миг его замешательства». Огромные лапы были уже рядом. Приняв комичную до абсурда позу, Гюрята скорчил смешную гримасу. Калина опешила и на секунду остановилась. Этой секунды было достаточно, указательные пальцы Гюряты вонзились ей в глаза. Бешеный визг наполнил церковь. Руки Калины хватали пустоту. Гюрята, отбежавший на безопасное расстояние, с ужасом взирал на дело рук своих. Обезумевшая от боли Калина вихрем понеслась по церкви. Один из людоедов, не успевший увернуться, одним махом ее мощных рук был разорван надвое.

— Опомнись, Калина! — крикнул Ярополк, но это лишь привлекло к нему ее внимание. Развернувшись, он попытался бежать, но, наступив на полу собственного плаща, упал.

Он еще стоял на одном колене, когда огромная фигура Калины нависла над ним. Ярополк был не из тех, кто при виде опасности закрывает глаза. Он хладнокровно ударил мечом в сердце и, отпустив рукоять меча, прокатился у нее меж ног. Пронзенная насквозь, Калина сделала еще несколько шагов и, крутанувшись на месте, рухнула на спину.

Первый пришел в себя Гюрята. В два прыжка покрыл он расстояние, отделявшее его от Калины. Наступив ей на грудь, он вырвал меч. Теперь в его руках было оружие. После гибели Калины и разорванного ее руками упыря, перед Гюрятой осталось четверо противников: Ярополк и трое его подручных. Эти трое уже двигались к нему, подняв топоры.

— Лапотники, — презрительно процедил Гюрята, прислоняясь спиной к стене.

— Стоять! — Резкий окрик заставил всех замереть. — Он мой!

Сбросив плащ, широко расставив ноги, Ярополк стоял посреди церкви. Он раскрутил перед собой меч Гюряты, с которым тот пришел в церковь, и уверенно пошел вперед.

Его слова были законом, и мрачные фигуры отступили в стороны.

— Ты не боишься, что я убью тебя? — Гюрята усмехнулся.

— О да, ты всегда лучше меня владел мечом. Но, брат мой любимый, за то время, что мы не виделись, я очень сильно прибавил.

Крутя мечами, они медленно сходились. Лязг первых пробных ударов огласил своды. Тяжелые двуручные мечи в руках братьев казались невесомыми перышками. Молча, все более распаляясь, они наносили и отражали удары. Гюрята сразу почувствовал опытную руку, руку большого мастера.

Все его хитрости разбивались о мастерство Ярополка, как вода о камень. Кружась вокруг Гюряты, Ярополк забавлялся, будто кот с мышью. Обходя защиту, его меч уже несколько раз бил Гюряту плашмя. Это могло продолжаться до бесконечности, как вдруг с улицы в церковь вбежал стоявший там на страже.

— Владыка! В деревне какая-то суета! — Ничего не отвечая, Ярополк сделал прыжок в сторону. Его меч, чиркнув по полу, зацепил лежавший плащ и бросил в лицо Гюряте. Ослепленный Гюрята почувствовал, как обожгло ноги. Выпустив меч, он грохнулся на пол. Попытался вскочить и снова упал, застонав от дикой боли. Вместо ног были культи, обрубленные ступни ног так и остались стоять на полу.

— Несите солому! — Ярополк распоряжался, уже не обращая на Гюряту внимания. Все засуетились, забегали, внося и укладывая у стен охапки соломы. Меч Гюряты еще дрожал, воткнувшись в пол в метре от него. Широкая спина Ярополка, такая ненавистная, была рядом. Неимоверным усилием воли Гюрята бросил тело к мечу. Его пальцы уже обвили рукоять, когда Ярополк стремительно развернулся. Нечеловечески взвыв, Гюрята покатился по полу. Кисти же его так и продолжали висеть, впившись в рукоять меча.

— Ну добей же меня!!! — невыносимо страдал Гюрята, корчась на полу весь в собственной крови.

— Зачем? Ты и так погибнешь в огне. Ну а если тебя спасут, то ты будешь весь остаток своей жалкой жизни страдать неполноценным. Ты уже не опасен ни для кого, ты теперь лишь жалкое насекомое, — и, швырнув факел в кучу соломы, Ярополк вышел из церкви.

— Проклинаю!!! Не я тебя, так потомки мои все поганые всходы твои из земли вырвут! Проклинаю!!!

Тимофей с отцом уже были порядком окосевшие от всего выпитого.

— Ну?

— Что?

— Сгорел он? — Тимофей пьяными глазами посмотрел сквозь отца.

— Нет. Его вытащили сбежавшиеся на пожар. Между прочим, твоя мать и, стало быть, ты в каком-то колене, черт его знает в каком колене, его потомки. А то распятье, что у матери в комнате, рукоять его меча.

— Ну?

— Что?

— Ну, а Анфиска-то тут причем?

— А… Анфиска в каком-то, черт знает в каком колене, потомок Ярополка.

— А откуда ты знаешь?

— А вот здесь уже нужно вспомнить те события, которые случились тут, когда ты учился. — Отец сделал неопределенный мах рукой в сторону потолка.