Олег Языков - Учебный отпуск. Часть 1. Гром над Балтикой.

Да! Наверное, надо бы сказать пару слов про наш "Дуглас". Так уж повелось, что и наши "Ли-2", построенные по американской лицензии в Средней Азии, и полученные по ленд-лизу из Америки "Си-47" – все, на фронте, в войсках, называли исключительно "Дугласами"… Уж не знаю, почему. Так сложилось, и не мне это менять, ясно? Я подумал: а вообще-то наш "Ли-2" или американский "Дуглас" у Васи, — я точно и не знаю. Так получилось, что в нем я еще не был – времени не хватило. В общем, с его-то связями, Васёк мог выклянчить и чистого американца. У того, с родными моторами "Райт-Циклон", скоростёнка вроде бы повыше будет… Километров на пятьдесят. И дальность куда выше, и ремонтировать его проще, и радиооборудование – не сравнить…

Ну, да ладно. Это не главное. Главное – лёд тронулся.

Я потер руки. Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Лёд тронулся! "Летя-я-т перелетные птицы"! Летят на фронт!

— Начштаба ко мне! — гаркнул я в приоткрытую дверь. Пора делами заниматься. А их столько – у-у-у! Впору за голову хвататься!

— Разреши, командир? — в дверях появился Рыбкин.

— Заходи-заходи! Сейчас я тебя радовать буду! Мы вылетаем на фронт!

— Ну, наконец-то! — обрадовался Рыбкин. — Давно пора! Что делать будем?

— Садись. Доставай свой кондуит. Пиши!

И понеслось…

И это радует!

— И последнее, Федор Тимофеевич, — я постучал карандашом по карте, — место базирования… Оно еще не определено. Пока приказано сесть прямо в Ленинграде, на аэродром корпуса ПВО. Прибудем и получим задачу непосредственно на месте, от командования 13 воздушной армии. Генерал-лейтенант Рыбальченко попросил нас на усиление, он нам задачу и поставит… Может, еще что-нибудь еще и командующий ВВС флота генерал-лейтенант Самохин подбросит… [9] Реальные исторические лица. Отказываться мы не будем. Наоборот – воспримем с благодарностью.

— А в целом ситуёвина такая… Как ты знаешь, в результате операции "Искра", в январе 1943 года наши прорвали блокаду, и Ленинград сейчас имеет связь с Большой землей через узкую полоску берега южнее Ладожского озера. Там смогли быстро бросить железнодорожный путь. Ленинградцы его "Дорогой Победы" называют… Это сразу сказалось на положении города и людей – стало немного полегче, подвоз продовольствия и других грузов заметно возрос. Но гитлеровцы по-прежнему стоят у стен города. Они стремятся любой ценой удержать Ленинград в тисках блокады, сохранить контроль над акваторией Финского залива и Балтийского моря, чтобы предотвратить выход Финляндии из войны. Ну, это уже высокая политика, задачи стратегического плана. У нас задачи скромнее.

— Так вот… Сейчас продолжает действовать "Дорога жизни", да-да… Трасса по Ладоге работает, ходят суда, доставляют грузы. И транспортная авиация летает – туда груз, обратно – людей вывозят. Про "Дорогу Победы" я тебе уже сказал. А вот, знаешь ли ты, Федор Тимофеевич, что есть еще одна, малая, так сказать, "Дорога жизни"? Да, есть! Она соединяет "Ораниенбаумский пятачок" с Лисьим носом, через Кронштадт. И в навигацию этот маршрут тоже используется. Сам понимаешь, немцы в покое эти транспортные маршруты не оставят. Мало того, что на них немецкие бомбардировщики налеты совершают, так еще эти асы из 54-й истребительной эскадры "Грюнхертц" – "Зеленое сердце", а наши их "зеленые жопы" называют, повадились шкодить. А что? Бомбы подвесят на пару "Fw-190A4", а еще одна четверка их охраняет. Ударят – мало не покажется! Они даже пятисотки могут таскать, а уж по 250 кг и подавно… Представляешь, две бомбы по 250 килограмм по поезду с грузами для ленинградцев? Считай – нет больше эшелона, что не разобьют, то сгорит… А потом пойдут на Ладогу и пушками наш маломерный флот гоняют. Для баркасика одной-двух очередей за глаза хватит. Вот мы эти "зеленые жопы" и должны будем в чувство привести. Порвать их на британский флаг, так сказать…

Брови капитана Рыбкина приподнялись в веселом изумлении.

— Ну, это я так… Образно… Не цепляйся к словам. Короче – задача понятна?

— Да что тут не понять-то, Виктор Михайлович? Надо – сделаем! Для того и готовились, для того и учились… Вот только с обеспечением как будет? С обслуживанием?

— А тут одна надежда – на "Дуглас" полковника Надеждина. Придется ему бобиком покрутиться, будет боеприпасы и техников туда-сюда возить. Куда мы перелетим, туда и он.

— А полковник Надеждин… это кто?

— Сейчас расскажу… — я коротко поведал НШ как наш Вася стал "оборотнем в погонах".

— Ясненько… — подумав, промычал Рыбкин. — Ну, тогда будем считать, что вчерне мы вроде все оговорили. А там – война сама покажет… Когда летим?

— Да послезавтра и вылетаем, чего тянуть-то? Транспортник нам дают, он и нашим штурманом будет. Проведет до Ленинграда. А там скажут, куда подсесть… В общем, Федор Тимофеевич, готовь все наземные службы к перелету. Я займусь летунами, ладно?

Не успел НШ выйти, как дверь снова приоткрылась, и в кабинет заглянул хмурый Петрович.

— Разрешите, товарищ майор?

— Да заходи, Петрович… собственно, ты уже и зашел. Что случилось? С машиной что?

— Что с ней будет, с машиной-то? Ездит, бензин только жрёт, как сапожник самогонку… — Петрович помялся и "бабахнул" свой вопросик. — На фронт?

Я аж рот раскрыл.

— Слушай, Петрович, а ты не аргентинский ли часом шпиён, а? Ты это откуда взял?

— А что тут еще думать? Как ехали из вэвээса – вы аж издергались на сиденьи, все "скорей, да скорей". А тут – совещания сплошняком… Василий опять же в коридоре "на часах", секреты охраняет, стало быть… И народ забегал, как наскипидаренный. Что еще другое может быть? — прямо посмотрел мне в глаза Петрович.

— Ну, ты и аналитик, Петрович, — восхищенно выдохнул я. — Тебе бы в разведупре служить! Так ты что пришел?

— На фронт летите? — продолжал гнуть свою линию Петрович, исподлобья глядя на меня.

— Да. На фронт. Только ты не болтай пока, старшина…

Кивнув, Петрович не торопясь расстегнул пуговичку на клапане кармана гимнастерки, и, порывшись, достал сложенный лист бумаги.

— Вот… рапорт, товарищ майор. С вами хочу… Когда у меня еще врачебная комиссия будет… А вы уже на фронт. И я с вами.

— Петрович, ты же "злой" танкист?! А в авиации по твоему мнению одни ушлёпки служат! — мое удивление было абсолютно искренним.

— Э-э-эх… — безнадежно махнул рукой старшина. — Какой из меня теперь танкист… После ранения силы в руках нет, одно дрожание… А шоферить в тылу я не хочу. Я на фронт хочу, Виктор Михалыч. Не откажи… Понимаю, ты теперя "Додж" на истребитель поменял, да я не только механиком-водителем могу. Я еще и артиллеристом служил, так что всяко-разно пушки-то на самолете обслужить смогу… Прошу зачислить меня в эскадрилью, оружейником! — вытянулся по стойке "смирно" старшина.