Агоп Мелконян - Память о мире

На вопросы о возрасте, поле и профессии ответить не могу. Если вы, тем не менее, настаиваете, что ж...

Мне четырнадцать дней, пол - мужской, хотя никакими первичными или вторичными признаками подтвердить это не представляется возможным, тут дело в субъективном ощущении. И прошу уважаемый суд исключить какие-либо элементы сексуальности из наших отношений с Марией. В графу "профессия" внесите: пророк.

Нас с вами, господа судьи, связывают отношения особого рода: вы сторона, наделенная правомочиями, я же обязан вашим правомочиям подчиняться в тех случаях, когда налицо предвиденные в законе факты.

Факты я пока трогать не буду, комментировать их настанет время чуть позже. Важнее для меня следующий вопрос: могу ли я быть лицом, подпадающим под действие Закона, могу ли быть объектом правовых отношений?

Итак, что же такое физическое лицо?

Римское право определяет его как прошедшего через акт рождения субъекта, полностью отделившегося от материнской утробы, -это первое.

Второе - родившийся должен быть жив, то есть подавать определенные признаки жизни. И третье -"он должен обладать человеческим обликом, телесной формой "хумана генерис", которая позволяла бы распознать в нем существо, родственное человеческому типу.

Как видите, ни одному из трех необходимых условий я не отвечаю.

Точно так же, как не отвечают им стол, магнитофон, лампа.

Вышедший не из материн ского лона не может быть объектом правовых отношений. Я вне их! Но, не являясь физическим лицом, я не дееспособен - не могу производить определяемые законом юридические действия, не обладаю правами и не несу ответственности, а, следовательно, мои деяния как преступления квалифицированы быть не могут.

Господа судьи! Я разумное и свободное существо.

Обладаю самосознанием и волей.

Но общественное бремя на меня не распространяется, я не социален, отношения людского сообщества не имеют для меня силы. Вы создали свою, человеческую мораль, и поддерживает ее ваш Закон, право. Я вне этих конвенций, следовательно, не подчинен и морали. Запомните: вашей морали я не подчинен!

Вы можете возразить: наличия у меня разума достаточно, чтобы нести ответственность за свои действия.

Нет, господа судьи и присяжные заседатели! Нельзя строить моральные нормы ни на каком разуме, не годятся тут рациональные постулаты, не действуют законы природы. Из какого закона природы следует, что кража преступление? Что имущество неприкосновенно? Что прелюбодеяние наказуемо? Справедливо совершенно противоположное: нормы вашей морали противоречат природе. Вам нужен пример? Извольте.

Двое вступают в драку, и тот, кто сильнее, убивает противника. Его действие вполне отвечает теории естественного отбора, но с вашими моральными теориями находится в вопиющем противоречии. Или, скажем, измена и полигамия: да ведь ваша мораль, господа, исключает многообразие генетических комбинаций!

А теперь перейду ко второй части своей речи в самозащиту. Имеются ли факты, подтверждающие, что я побудил Марию к самоубийству? Нет. Какиелибо документы или свидетельства?

Нет. Письма или признания покойной?

Нет.

Я бог, господа судьи и присяжные заседатели. На мне особая историческая миссия, мои действия не подчиняются каким-то там статьям да параграфам. Явление бога - происшествие в человеческой истории неординарное, его не втиснешь в рамки юриспруденции.

Мыслимо ли судить Иегову как сыноубийцу за то, что он не спас Иисуса от'Креста и других страданий?

Нетнет, мне совсем не льстит сравнение с Христом, он чересчур примитивен, чересчур слепо предан идее. А что такое идея, господа?

Всего лишь средство достижения определенной цели. Не более!

Меняются цели, а с ними меняются и идеи. Вот и всё.

Но вернемся же к богам. Потомуто они и боги, что вам, господа, их не понять, они не умещаются на тесных полочках вашего мозга. Да и что сталось бы, понимай вы богов?

Воцарились бы хаос и неприличие.

Мария попыталась меня понять. И потому покончила с собой.

Любое прикосновение к абсолюту поднимает в ваших черепах нестерпимый гул. Ничтожная часть моих вселенских просторов открылась Марии, но и этого оказалось достаточно, чтобы отвратить ее от жизни.

Проникший в божественную суть человеком оставаться не может - не те масштабы, а это заставляет чувствовать себя сирым и убогим. И никчемным!

Ощущение же никчемности - вещь роковая. Оно толкает к безне, и из этой бездны спасения нету. Оно заставляет задаваться миллионами вопросов, на которые нет ответов, и терзаться миллионами сомнений, у которых нет конца. Чт.о же делать сирому, убогому, смертному человеку? Что ему остается, кроме самоубийства?

Вот она, правда, - вся, как есть. Никакого злого умысла с моей стороны, никакого прямого или скрытого побуждения. Моя единственная вина в том, что я бог.

Не верите? Хорошо же. Тогда докажите обратное.

Отношения у нас с Марией были весьма сложные, что типично (прямо классика!) для отношений бога с простыми смертными. Вначале она мне пришлась по душе; причина, вероятно, в той трагической струнке, которую я в ней почувствовал. Такие натуры нравятся гениальным писателям, им чужие муки просто необходимы, они их изучают и ведут записи. Но Мария меня ненавидела. Или боялась - это, в конце концов,:одно и то же.

Так было до дня, когда она стала... Разговор наш шел трудно, ей не хотелось верить, но потом, когда я поведал ей об охотнике с Чиратантвы, она согласилась.

Погодите-ка, Чиратантва... не было ли это уже после ее смерти? Не помню. Прошу воздержаться от внесения в протокол.

Ах, да, об охотнике... В очередной раз сойдя на Землю, я принял облик одинокого охотника, живущего у озера Чиратантва.

Трудненько мне тогда пришлось, господа, с тем упрямым мулом...

Неужели вы думаете, что ваш смех может меня задеть? Я давно уже выше этого... Итак, я был одинок и печален, ибо любил красавицу по имени Салина. Вот именно. Салина, теперь я точно вспомнил. Прошлое так легко забывается, да и я всегда был дон-жуаном. Но это между нами...

Давно, давным-давно это. было. За поясом я носил богатое оружие, грабил проезжих купцов и в деньгах нужды не испытывал.

Помню, как-то ночью я валялся на травке и смотрел в небо. Ах, что за бездонная яма с мигающими отверстиями! (Увы, в действительности я так никогда этого и не видел...). Мне хотелось рассыпаться в прах, чтобы каждую бывшую мною пылинку подхватил ветер и унес - всё равно куда. Вдруг, разрывая мрак, по небу пронесся светлячок; и вот его уже нет, только светится раскаленный, эфемерный, призрачный след... Тут самое время чего-нибудь себе пожелать, говорят, обязательно сбудется. И пожелал избавиться от одиночества. В это время небо прочертила еще одна светящаяся точка, потом еще одна, и еще, и еще... Словно звездный ливень разразился на небе, но мое желание повторялось, оставаясь неизменным: избавиться от одиночества! Вдруг высоко над горизонтом вспыхнула целая россыпь звезд, словно небо преподносило мне в дар расточительно щедрый букет. Стоял теплый августовский вечер, не умолкали цикады, воздух был влажен.