Артём Наменский - Атолл

Все цивилизации рано или поздно гибнут. Приведите мне хоть один пример, когда цивилизация не погибла. Человеческая история, ту, которую выдумали историки, насчитывает несколько десятков погибших цивилизаций. А сколько цивилизаций погибло и не посвятило в тайны своей гибели историков, известно только одному богу. Оставив после себя загадочные пирамиды и каменные сооружения, назначение которых не разгадано до сих пор, канули во тьму веков… Хотя, возможно, достигнув больших высот в науках и технологиях, зная, что ВСЕ цивилизации гибнут, они могли как-то подстраховаться.

Ра бегал вокруг машины и постоянно лез под ноги. Ему было весело. Мне — нет. После прокладки коммуникаций на моей улице дорога больше напоминала место схода с гор селевого потока. И я, как предпоследний идиот, рискнул сунуться в этот селевый поток на своём автомобиле. Последним идиотом оказался сосед, так как он 'влип' на десять минут раньше меня. Но у соседа в распоряжении была лебёдка, и сейчас он интенсивно крепил металлический трос к фонарному столбу.

— Ра, шёл бы ты отсюда, — я понял, что ещё чуть-чуть и вымещу свою злость на коте.

Ра будто бы понял мои угрожающие намерения и помчался мешать соседу.

— Антонович! — крикнул я. — Давайте объединим усилия. Сначала вашу машину вытянем, а потом и мою.

С соседской машиной мы провозились до обеда, погнули фонарный столб, но вернули-таки её в то положение, в котором она была до выезда.

— Обед! — многозначительно сказал сосед, вытирая со лба пот, и показал мне на дверь своего дома.

Кота мы оставили на улице.

Жена и дети у Антоновича на выходные, вероятно, уехали, иначе с чего вдруг на столе появилась не мастерски покромсанная колбаса с хлебом и бутылка с подозрительной жидкостью. Насколько я знаю, Антонович всегда отрывался, когда у него все уезжали, а мне вообще было пофиг, так как я жил один. В свои тридцать лет я как был с котом, так скотом и остался.

Жидкость оказалась действительно странной. Антонович, после первой рюмки уставился на меня слишком уж внимательно и серьёзно.

— Ну? — протянул он.

— Не самогонка — уверенно произнёс я и заметил, что соседу заметно полегчало. Тем не менее, он продолжал выжидательно на меня смотреть.

— Но и не водка, — задумчиво сказал я, и сосед стал довольным, как мой кот после литра сметаны.

— Сдаюсь. — Сдался я после минуты молчания.

— Двойная перегонка! — подняв указательный палец, прошептал Антонович.

Оказалось, что сосед очень серьёзно увлекается самогоном. Точнее его изготовлением, так как накопление продукта шло значительно быстрее по сравнению с его потреблением. За те сорок минут, пока мы приговаривали эту бутыль, я узнал, что под хранение продукта у него в доме отведена целая комната, но и там место заканчивается, а продавать, как сказал Антонович, жалко — настоящее искусство не продаётся. Под производственный цех было отведено капитальное строение в два этажа, которое он, как бывший архитектор, проектировал сам с учётом особенностей технологического процесса.

Так или иначе, с моей машиной дело пошло быстрее и веселее. Единственное, фонарный столб начал выгибаться в другую сторону и, неожиданно дал трещину.

— Хреново. — сказал сосед и почесал затылок. — Пошли, попробуем тройную перегонку, разбавленную на меду.

— Действительно хреново. — подтвердил я мысли соседа, осматривая столб.

— Мяу. — вмешался в разговор кот.

— Антонович, а ведь у меня тоже есть зелье с секретом.

Сосед посмотрел на меня как-то унизительно, что ли, типа — да что ты, сопляк, умеешь.

— После этого зелья никогда не бывает похмелья.

Тут у Антоновича проснулся профессиональный интерес.

Однако удивить мне соседа не удалось, точнее, удалось, но совсем не так, как я рассчитывал.

— Багульник болотный — безапелляционно угадал он растение, на котором была настояна водка, — он же ядовитый!

— Знаете почему голубику в народе называют дурницей или пьяницей? Она всегда растёт вместе с багульником — сизый налёт на ягодах — это его пыльца. Если съесть зараз ведёрко голубики — будешь ходить как пьяный. Так вот — зелья моего больше двухсот грамм не выпьешь — опьянеешь так, что до стакана не дотянешься, а какое с двухсот грамм похмелье?

— Хитро. — задумчиво сказал сосед, сделав ударение на последней букве 'о'.

Откровенно сказать, мы выпили больше, чем по двести грамм, и как мы пошли 'добивать' мою машину и фонарный столб практически не помню. Однако в памяти ярко отпечатался момент, когда, отгоняя сгустившуюся вокруг осеннюю тьму, к нам прилетела звёздочка.

— Допились… — мрачно произнёс Антонович, разглядывая маленькое светящееся зёрнышко, лежащее у меня под ногами.

Потом в мою спину неожиданно впился кот, я, как мне показалось, провалился под землю, больно ударился обо что-то железное и меня, с ног до головы окатило тёплой солёной водой.

Мой пьяный бред приобретал довольно странные очертания. Я сидел на металлическом баке посреди озера, в глаза невыносимо било яркое солнце, руки по-прежнему сжимали тяжёлую лебёдку, трос от которого с приличной скоростью уходил под воду, а на спине испуганно мяучил Ра. Трос резко замер и я немного очнулся.

— Дурдом и немцы, — с натугой произнёс я и ещё раз осмотрелся.

Озеро с трёх сторон окружали скалы и были они какими то коралловыми, что ли. С четвёртой стороны, в ста метрах виднелся песчаный пляж и ярко-зелёная растительность. Пловец я не ахти какой, но в силу того, что сознание моё находилось в пьяном бреду, сам не помню, как сполз с металлического бака в воду и доплыл до пляжа. В том, что у меня начались 'белочки' я окончательно перестал сомневаться, когда перед глазами появилась клыкастая морда. 'Белочка' выглядела как неизвестная науке амфибия-переросток. Кот при виде этой амфибии зашипел и вцепился в спину так, что даже через толстую кожаную куртку я почувствовал его когти.

— Пошла вон! — сказал я, прогоняя 'белочку', и со всей дури вломил ей по морде.

Амфибия, как ни странно, испугалась, отодвинулась от меня на метр, и развернулась, чтобы уйти.

— Ага! — закричал я в пьяном кураже, и, с разбегу, отвесил ей пинка под зад.

Амфибия после этого перешла на бег и скрылась в зарослях. Неясно зачем, но я последовал за ней. Впрочем, в густых зарослях кустарника я быстро заблудился и голова моя, изрядно нагретая солнцем, отключилась.

Разбудил меня Ра. Своим шипением. Это уже было не смешно. Тропические заросли никуда не делись. К похмелью добавился какой-то колотун, кожа на лице в буквальном смысле горела, глаза воспалились и жутко чесались. Кроме всего прочего, я чувствовал, что на меня кто-то внимательно смотрит. Я перевернулся на живот и с трудом встал на колени. Передо мной возвышалась пятиметровая коралловая стена, на вершине которой стояла худющая девушка в серебристом облегающем платье. В руке девушка держала метровую заострённую палку, направленную на меня. Не веря в происходящее, я тупо уставился на неё и застыл статуей.