Журнал «Если» - «Если», 1999 № 09

— У нас не было никаких особых дел, — пояснил Ультман, — они просто хотели посмотреть на старшего инспектора. Возможно, когда-нибудь ты будешь рад, что эти люди знают тебя в лицо.

Все шесть фургонов были доверху наполнены сладковато пахнущими клубнями, когда они наконец добрались до одной из главных дорог, ведущих в Курру. Эта дорога была достаточно широка для двустороннего движения и настолько забита фургонами и повозками фермеров, поставляющих в столицу свою продукцию, что их громоздкому каравану пришлось простоять на обочине целый час, прежде чем Хансу удалось вписать его в плотный поток транспорта.

Ближе к вечеру, когда темная масса города уже маячила на горизонте, катившиеся впереди повозки резко остановились. Ультман поспешно подогнал свой караван к обочине. Навстречу, посередине дороги, двигался пешеход в яркой, но уже изрядно запачканной и пыльной униформе. Человек устало переставлял ноги, глядя лишь на фонтанчики пыли, вздымавшиеся на каждом его шагу, а все окружающие, торопливо отводя глаза, спешили уступить ему дорогу. Левый рукав украшенной позументом куртки свободно развевался на ветру.

— Королевский грум, — шепнул Ультман, старательно разглядывая поле за обочиной дороги. — Видать, не угодил Его Величеству и теперь на пути в деревню одноруких. Он на положении парии, пока не доберется туда. Люди дают ему пищу, но никто не станет с ним разговаривать и не накормит второй раз.

Когда однорукий прошел мимо, движение повозок возобновилось. Пешие путешественники вернулись на дорогу, и все вокруг снова стало милым и прекрасным, но на сердце Форзона легла печальная тень.

Ночь они провели на ферме, где Ханс всегда оставлял животных и фургоны, когда те были ему не нужны, и ранним утром проследовали через городские ворота с единственным фургоном, который тащил один-единственный эск.

— Таков закон, — объяснил Форзону Ультман. — Большой караван может вызвать в столице этакий затор, что тебе и не снился! Сам король попал однажды в транспортную пробку… Сперва он отправил к одноруким всех причастных к этому безобразию, а после позаботился о том, чтобы подобное более не повторялось. Весьма разумный закон, как и большинство указов короля Роввы.

Форзон почти не слушал его, с изумлением разглядывая старые городские здания. Они были построены… да-да, из камня, однако их стены были точно так же выгнуты наружу, как у деревянных сельских домов.

— Просто руки чешутся разобрать стену и поглядеть, как это устроено! — поделился он с Ультманом, но тот лишь пожал плечами.

В отличие от сельских домов, у городских были верхние этажи с прямыми стенами, далеко выступающие над первым; на узких улочках противоположные здания смыкались, образуя туннели. Курра была городом туннелей, где лишь широкие проспекты да транспортные магистрали тянулись под открытым небом. А также городом ремесленников.

По обеим сторонам магистрали, идущей от ворот, располагались разнообразные мастерские и примитивные ручные мануфактуры. Вскоре они миновали большую рыночную площадь, забитую до отказа: разряженные покупатели громко спорили над грудами товаров с не менее живописными продавцами, странствующие художники прилежно трудились над портретами заказчиков, а в самом центре рынка, подальше от скрежещущих повозок, несколько музыкантов играли на торрилях для постоянно сменяющейся аудитории.

Ближе к центру, добравшись до переплетения узких улочек, Ультман остановил фургон у бокового туннеля и удостоверился, что тот не заблокирован повозкой, въехавшей в него с противоположной стороны. После этого туннеля Ханс, совершив довольно неуклюжий маневр, загнал эска в другой, поменьше и поуже: фургон выкатился в небольшой дворик и остановился у земляного пандуса, ведущего в подвальное помещение.

— Вот мы и дома!

Они разгрузили фургон, переправив клубни в подвал, и отправились с ним в обратный путь, чтобы пригнать с фермы очередного эска с нагруженным фургоном. Когда они управились с последним, уже стемнело, и, чтобы не опоздать к закрытию ворот, пришлось бежать бегом от фермы до самого города.

Занятие Ультмана казалось Форзону идеальным для тайного агента, но мрачный подвал произвел на него гнетущее впечатление.

Впрочем, Ультману он тоже не слишком нравился.

— Зато у подвалов есть свои достоинства, — заявил он. — Прежде всего мудрый агент должен обеспечить себе путь к отступлению, так? Значит, перебравшись на новое место, я первым делом рою подземный ход. Из этого подвала можно уйти на соседнюю улицу, где я арендовал складское помещение. А вот с верхних этажей не покопаешь. Придется покупать стройматериалы, взламывать стены, возводить перегородки… А это хлопотно, дорого и небезопасно. Нет уж, лучше я буду рыть землю! Пойдем, я покажу тебе ночную жизнь Курры.

Ничего себе жизнь, подумал Форзон, да город просто вымер… Кое-где тускло светились не прикрытые ставнями верхние окна домов, но пешеходам, ковыляющим в глубоких ущельях улиц, было от этого мало проку. Движение колесного транспорта полностью прекратилось, и в городе стояла неестественная кладбищенская тишина. Впереди, высоко на стене одного из домов, горел факел, вставленный в металлический держатель.

— Таверна, — объяснил Ультман. — Пока она открыта, факел должен гореть. Зайдем?

Они спустились к двери по длинному каменному пандусу. Завидев Ультмана, хозяин издал радостный возглас и кинулся похлопать его по плечу, что на Курре являлось эквивалентом дружеского рукопожатия. Ханс ответил тем же и объявил, что у них с приятелем найдется время на пару склянок. Форзон удивился, поскольку ни разу не видел на Курре стеклянной питейной посуды, но склянка оказалась не стаканом, а измеряющей время клепсидрой в виде закрепленной в деревянной рамке полусферы из чистого стекла с узкой изогнутой трубочкой внизу.

Хозяин, или наливальщик, усадил их за круглый столик с утопленной в столешницу глубокой чашей, где была темная жидкость. Поставив пару склянок у ее края, он черпаком наполнил их жидкостью, и та, пузырясь и булькая в трубочках, начала медленно стекать обратно в чашу. Они сами наполнили свои кружки, и Ультман объяснил, что посетитель может пить, пока его склянка не опустеет, после чего должен либо уйти, либо заплатить за новую склянку. Форзон отхлебнул из кружки и постарался скрыть гримасу отвращения: это было невероятно горькое пиво.

— Я и не ожидал, что тебе понравится, — заметил Ультман. — Но надо испробовать все, чтобы потом не попасть в дурацкую ситуацию.

— Как ты можешь это пить?

Ханс пожал плечами.

— Я привык.

Он завязал беседу с торговцем из-за соседнего стола, а Форзон занялся изучением обстановки. Этот подвал, в отличие от ультмановской норы, был очень недурно декорирован, а посетители, против всяческих ожиданий, пили весьма умеренно. Беседующие лишь изредка прихлебывали из своих кружек, те же, кто сидел в одиночестве, большую часть времени следили, как загипнотизированные, за стекающей в центральную чашу струйкой пива либо вина. Хозяин таверны зорко следил за происходящим и, как только из склянки вытекала последняя капля, хлопал клиента по плечу. Вздрогнув, тот залпом опустошал кружку и, секунду поразмыслив, снова платил наливальщику или уходил.