Абрахам Меррит - Лунная заводь

Слепая ярость в глазах Лаклы сменилась острой жалостью, когда она посмотрела на норвежца. Она поспешно отвернулась, словно боялась встретиться с ним глазами.

- Пошли с нами, - сказала мне Лакла, - если ты не слишком ослаб.

Я отрицательно покачал головой, бросив последний взгляд на О'Кифа (я ничем сейчас не мог ему помочь!), и зашагал рядом с девушкой. Заботливо протянув белую, изящно выточенную руку, она положила мне на запястье тонкие, с удлиненными кончиками пальцы.

Сердце у меня так и подпрыгнуло.

- У тебя чудодейственное лекарство, служительница, - не удержался я. Но даже если бы я и не выпил его, одно прикосновение твоей ручки поставило бы меня на ноги, - галантно добавил я в лучших традициях Ларри.

Она беспокойно заморгала, отводя глаза.

- Прекрасно сказано, особенно для такого умудренного познаниями человека, каким я представляла тебя по рассказам Радора, - засмеялась она.

Я вздрогнул, как ужаленный. Можно подумать, что если человек служит науке, так он уже не может сделать даме комплимент, чтобы не показаться при этом фокусником, извлекающим алую розу из ящика с ископаемыми окаменелостями.

Ну и наплевать, подумал я, и улыбнулся ей в ответ. Снова я отметил широкий, классической формы лоб с выбившимися из прически легкими завитками золотисто-бронзовых волос, изящный изгиб тонких каштановых бровей, придававший ее прелестному как цветок лицу вид простодушного лукавства, которое его ничуть не портило, напротив, легкая шаловливость взгляда только неуловимо подчеркивала скрытые благородство и непорочность души, как у проказливого, но милого и чистого ребенка; я увидел длинные черные изогнутые ресницы... нежную округлость левой обнаженной груди..

- Ты мне сразу понравился, - с открытой улыбкой сказала она. - Еще тогда, в первый раз, когда я увидела вас там, где Сияющий Бог выходит в ваш мир. Мне очень приятно, что ты оценил мое лекарство. Оно не хуже, чем те, что ты носил в черной сумочке - той, которую ты оставил в доме Радора, быстро добавила она.

- Откуда ты об этом знаешь, Лакла? - изумился я.

- Я часто приходила к нему., и к тебе, когда вы спала Как его зовут? спросила она, показав глазами на Ларри.

- Ларри, - ответил я - Ларри, - повторила она задумчиво. - А тебя?

- Гудвин, - вмешался Радор.

Я с достоинством поклонился, словно меня представляли очаровательной юной леди в той старой прежней жизни, которая отсюда казалась чем-то вроде другой геологической эры.

- Вот так.. Гудвин, - сказала она. - Я очень часто приходила к вам. Иногда мне казалось, что вы видите меня. А ови, он никогда не думал обо мне? - застенчиво спросила она.

- Думал, - ответил я. - Думал и ждал тебя... Но как же ты приходила? с изумлением воскликнул я.

- О... это очень странный путь.. Я приходила, чтобы посмотреть, все ли в порядке с ним... и заглянуть в его сердце, ибо я боялась Йолары и ее красоты. Но я видела, что ее нет в его сердце. - Она залилась ярким румянцем, так что даже маленькая обнаженная грудь превратилась в розу. - Это удивительная дорога, - продолжала рассказывать девушка. - Много, много раз я ходила по ней и смотрела, как Сияющий Бог уносит свои жертвы в Голубую заводь; видела женщину, которую он ищет, - Лакла быстрым, незаметным жестом показала на Олафа, - и ребенка, которого мать в последнюю минуту с мукой оторвала от груди и выброеила из объятий Сияющего Бога; видела другую женщину, которая сама кинулась в эти объятия, чтобы спасти любимого человека., и я ничем не могла помочь им! - тихо добавила она дрожащим голосом.. - И твоего друга, из-за которого, как я понимаю, ты ведь и пришел сюда, Гудвин.

Замолчав, Лакла шла, погрузившись в свои думы, словно видела и слышала сейчас то, что было недоступно нам. Радор сделал предупреждающий жест, и мне пришлось отложить на другой раз все терзавшие меня вопросы.

Я огляделся вокруг. Сейчас мы двигались но плотно утрамбованной полосе песка, напоминающей вылизанный постоянными приливами и отливами отлогий берег океана. Странный это был песок: словно мелке дробленный гранат, - и каждая песчинка, окраменная в темно-красный цвет, вспыхивала и искрилась. Ровный плоский берег, лишенный какой бы то ни было растительности, тянулся в вбе стороны беспредельной дали, пропадая в розовой дымке на горизонте, точно такой же, как та, что окружала нас сверху.

С обеих сторон от наших носилок и сзади маршировали гигантские батракианы[Батракиан - в переводе с греческого означает "лягушка". (.Прим, пер)], их было не меньше пяти десятков - целая толпа! Глянцевая поверхность черных и малиновых пластинок их панцирей тускло поблескивала в розоватом освещении; вокруг огромных, как блюдца, глаз светились фосфоресцирующим блеском зеленые, красные, пурпурные круги; шпоры пощелкивали, когда они шли своей необыкновенно смешной, но очень внушительной походкой.

Впереди розовая дымка сгущалась, превращаясь в красноватое зарево, в нем наметилась длинная темная линия - вход в какую-то пещеру, подумал я, в которую нас ведут. Зев пещеры все приближался, поднимался у нас над головой...

Мы стояли, омытые потоками яркого рубинового света, а впереди раскинулось море., винноцветное море. Мне тут же припомнилась восточная легенда о том, как Фу-Ши построил беседку около моря для украденной им у Солнца девушки и покрасил ее ярким чистым лаком, который сам же и создал (но секрет его изобретения с тех пор утрачен навсегда) из кораллов и огненной крови дракона, чтобы она, подходя к беседке, думала, будто это само солнце встает над летним морем.

Оно лежало спокойное и неподвижное, даже легкая рябь не волновала гладкую, словно у бездонного лесного омута в тихую лунную ночь, поверхность.

Огромная чаша, наполненная огненно-красной, похожей на расплавленный металл жидкостью, - точно чья-то рука, достаточно большая, чтобы объять земной шар, выжала сюда пылающие краски пожарищ всех осенних рассветов и закатов.

Вдруг из моря выпрыгнула огромная, как акула, рыба, с плоской головой, острым хребтом, бронзовые искры вспыхивали на зубчатых пластинках покрывающего ее тело панциря. Взлетев высоко вверх, она стряхнула с себя сверкающие рубиновые капли и с шумом упала назад в воду, подняв при этом целый столб сказочно-прекрасных, как драгоценные камни, брызг.

Я повернул голову и в поле моего зрения вплыло, медленно и величественно двигаясь над морем, светящееся, полупрозрачное полушарие. Его радужная поверхность все время меняла окраску, переходя от ярко-бирюзового к аметистовому и оранжевому цветам, вот оно уже алое с розовой поволокой, потом кроваво-красное, дымчато-серое и снова вернулось к первоначальному переливчато-радужному цвету. Позади него плыли еще четыре других полушария, и самое маленькое из них было около десяти футов в диаметре, а самое большое - никак не меньше тридцати. Они медленно дрейфовали, проплывая мимо нас, подобно мыльным пузырям, что выдул из взбитой в пену радуги какой-то исполинский ребенок. Затем одно из них выпустило из днища массу спутанных, сверкающих нитей; длинные, гибкие, извивающиеся прутья быстро обшарили поверхность воды, и эти загадочные существа погрузились в море.