Эдуард Мезозойский - Первый дылехохл

Композиция выводов не выстраивалась. Во-первых, такого не бывает. Во-вторых, по ночам этого не бывает вообще -- непонятно только почему. В-третьих, где этот Гампольский, почему у него дома никто не берет трубку, убил бы на месте... Ведь это по всем признакам смахивает на серьезное расстройство, надо срочно лечиться, иначе можно напрочь слететь с катушек, и тогда жениться уже будет некому.

-- Игорь!

Вот жизнь... Не дают больному человеку по ночному городу походить.

-- Игорь, зайчик, не уходи далеко!

Татьяна пыталась выйти на Игоря с фланга, через сугробный шторм.

-- Танька, тебе чего дома не сидится?

-- А тебе? А если приступ?

-- Солнышко, ты же знаешь, у меня по ночам приступов не бывает.

Дожили! У меня по ночам приступов не бывает! Вот уже двадцать пять лет!

-- Ты же ослаб, зайчик, -- она отряхнула снег и залезла к зайчику подмышку. -- Упадешь, уснешь, замерзнешь.

-- Туда мне и дорога.

-- А обо мне ты подумал?

Да. Сразу же после того как сказал. Игорю снова стало неловко.

-- Зайчик, надо договориться и перенести свадьбу. Пока не поздно.

-- Таня, что за страшные вещи ты говоришь? Никаких отсрочек. Свадьба будет послезавтра, как и собирались.

-- Но ведь ты болеешь, зайчик. Как тебе в таком состоянии на свадьбу идти?

"Чепуха. Женитьба -- формальность", -- должно было сорваться с языка, но он вовремя сообразил. Не формальность. Для него -- не формальность. Но с другой стороны, что делать с приступами?

-- Куда ты торопишься? Дождемся Гампольского, вылечим тебя, а потом...

-- Нет, солнышко, не пойдет. Лечиться надо до свадьбы. Я понимаю, что это выглядит как маньячество, но я не хочу никаких отсрочек. В крайнем случае, буду болеть на свадьбе.

Таня насупилась.

-- Только не говори, что боишься, что я не дождусь и убегу от тебя.

-- Пожалуйста, не скажу.

-- Ведешь себя как школьник.

Конечно, только ссоры сейчас и не хватало. Однако, по правде говоря, его странный бзик уже не раз до этого доводил. Ведь именно Игорь настоял на том, чтобы жениться как можно скорее, не откладывая до теплого и несравненно более удобного для такой затеи лета. И именно из-за его дурацкого опасения потерять Таню... Хотя нет, почему дурацкого. Уход предыдущей жены нанес ему такую жестокую травму, что теперь он вовсю глупил, даже осознавая, что глупит, но ничего не мог с собой поделать. И по-прежнему боялся, что Танька от него убежит.

-- Солнышко, прости. Но ты же знаешь...

-- Ладно, не бери в голову.

Нет, Танька -- это гений. Солнцеподобный гений.

-- Кстати, тебе сегодня с работы звонили. Какой-то Саша.

-- Главный дизайнер?

-- Вот-вот, именно. Без тебя, говорит, все встало.

-- И поделом. Может, наконец додумаются зарплату поднять, чайники.

Они вышли на Капитанскую и зашагали прямо по непривычно опустевшей улице.

-- Я сегодня узнавала у Ленки насчет Гампольского.

-- Кто эта Ленка?

-- Одноклассница моя, в этом году мединститут закончила. Она говорит, что в психиатрии Гампольский пользуется большим авторитетом. Выдающийся светило. Только вот в последние годы он отошел от традиционной школы и занялся каким-то совершенно неосвоенным направлением.

-- Экстрасенсы, что ли?

-- Не знаю. Но точно не экстрасенсы.

-- А может, зомбики?

-- И не зомби. Что-то совершенно нехарактерное. Новые методики. По крайней мере, по словам Ленки.

-- Так она с ним лично встречалась? Занималась научной работой?

-- Нет. Только по рассказам коллег.

Игорь снова вздохнул. Все равно что ничего не сказать. Гампольский в пределах досягаемости не появился, и что болит, понятнее тоже не стало.

В этот момент из-за забора автостоянки донесся вкрадчивый шелест токосъемника, затем скулеж металла, и на поворот, слепя фарами, резво выскочил оранжевый шкаф-снегочист. Игорь вдруг почувствовал, как в мочках его ушей, в молекулах кровяных шариков, ожесточенно заскрипели электроны, елозя по орбитам плохо смазанных ядер атомов... нет, успокойся, электронов услышать нельзя, это просто мороз, это громыхает трамвай... громыхает, гудит, спокойно, этот железный гроб на колесах гудит, сосредоточься, внимательнее, еще...

-- Зайчик, что опять с тобой?

Занудной тягучей струной трамвай взванивался в гулкий овраг улицы, перечеркивая желтой молнией частокол столбов, и тут Игорь понял, что поймал его -- да-да, точно поймал, ибо в его ушах раздавалось уже не железо, а тот знакомый паровозик возле моста, ловко превращающийся в тиски, сжимающий и приносящий очч-чень больно-о-о-оооо!!!!

-- Игорь, это... приступ? Игорь!

Он не отвечал. Приступов по ночам не бывает! Шкафы-снегочисты ездят только чтобы убрать снег, а снегопад только что закончился. И приступ, которого по ночам не бывает! В его глазах заплясали пылающие цепочки ассоциаций; бестолково разбросанные мыслишки и впечатления вдруг напряглись и начали сами собой выстраваться в ровные колонны. Все вот-вот должно было встать на свои места, в виде формулы истины, через три, две секунды... одна, ну же, ну!..

Из-за угла повторился жалобный металлический вопль: на улицу выскочил еще один трамвай-снегочист. И... и, черт побери, да ведь это самый натуральный инстинкт самосохранения! Игорь почувствовал, что плохо контролирует себя -- инстинкт, инстинкт звал его защитить, спасти от боли то, ЧТО ЛЕЖАЛО ТАМ, ПОД РЕЛЬСАМИ, убрать, снести с рельс, разорвать трамвай -- зубами, ногами, -- главное, чтобы он не смел проехать мимо столба номер 47!

-- Игорь, ты куда? -- Танька вцепилась Игорю в пальто.

"Да я только трамвай сейчас остановлю, поперек дорпоги поставлю, чтоб другим неповадно было,"-- разбилось в мозгу и бросилось в ноги, а те понесли его наперерез тармваю. Сугроб взорвался облаком холодных колючек, Игорь проскочил через него, увлекая за собой и Татьяну, но в этот момент мир снова лопнул, а по селезенке проехался привычный остро отточенный утюг.

До конца ночи оставалось еще пять часов. Пять часов, во время которых не бывает приступов и не ходят трамваи.

Тихий ветер раскачивал провода сверху вниз, туда-сюда, пытаясь стряхнуть с себя потерявшуюся звезду, но та, будто бы боясь сорваться, упрямо цеплялась за них хилыми зубками лучиков. Потом по проводам вдруг пробежала легкая звенящая истома, и перепуганная звезда выстрелила в темно-синий зенит. На рельсы упали два оборванных конца; Игорь спрыгнул с дерева, отвязал ножовку от шеста, отдал ее Кольке, и они в торжественном молчании прошествовали до столба номер 47.

...Игорь долго мотал головой туда-сюда, словно размахивая компасом над самым пупком Северного магнитного полюса, затем вынул из портфеля ломик и поддел заплеванный снегом бетонный квадрат -- одновременно подергивая плечами, будто пытаясь стряхнуть с груди трехкилограммовую гантелю.