Евгений Маевский - Вышка в поселке Вывалень

Уговор был такой: в течение дня не спрашивать. Кое-что поймешь сама, о чем-то скажут в школе, и вообще — вон терминал, сядь, запроси информарий, не маленькая. К папе и маме — только за ужином и только с главными вопросами.

Главных вопросов набиралось предостаточно. В чем смысл жизни? Где я была, когда меня не было? Как уловить момент, когда засыпаешь?

Мама была хороша для обычных вопросов. Как пекут бублики, правда ли, что скоро будут строить телепорт? Мама знала все. А если чего и не знала, то помнила коды, причем не только коды рубрик, но и коды многих книг, так что Чука сразу вызывала эти книги на дисплей, не тратя времени на поиск по каталогам. Но уже давно ей стало казаться: кое-какие вещи умеет объяснять только папа. Хотя обычно папа ничего не говорил. Он спрашивал: «А ты сама как думаешь?» Чука начинала рассказывать, как она думает, папа кивал, вставлял междометия, иногда переспрашивал, и вдруг оказывалось, что она все поняла. Сама. Изредка папа снимал с полки томик, просил прочитать вот здесь и здесь.

«Ей рано Лао-цзы! — протестовала мама. — Ей десять лет!»

«Ей целых десять лет», — уточнял папа.

Когда-то давно — они отдыхали в то лето неподалеку от Нового Иерусалима — Чуке ужасно хотелось узнать, где небо сходится с землей. «Ты-то как считаешь, где? — спросил папа. — В Борках, наверно? Или в Лужках?» — «Ну, папка!» Конечно, не в Борках и не в Лужках, что она, не понимает, что ли. Место это дальнее, никому не известное. «Ладно, пойдем проверим», — сказал папа.

На обратном пути Чука уже знала, что земля шарообразна и небесной тверди нет. Она додумалась. Рядом с папой думалось быстро и эффективно. А дома она тут же села за детскую энциклопедию и выяснила подробности. Правда, после ужина Чуку охватили сомнения: а вдруг они все-таки как-нибудь сходятся, ну, может, не так, как ей представлялось? Вдруг в энциклопедии не все сказано?

Интересно, надолго папа уехал? Все получилось так неожиданно. Собирались целый день гулять: сначала в Мневниках, потом в Серебряном Бору.

Ничего не вышло. Рано утром позвонили, просили приехать. Пока папа собирался, примчались Бабетта с Илюшей. Чтобы ехать всем вместе.

Бабетта Чуке нравилась с первого дня знакомства. У нее была редкая и совсем не французская фамилия Палеолог. «Мне было предрешено, — жаловалась она на своем смешном русском языке, — мне ничто другое уже было нельзя. С такой фамилией только можно изучать древние слова». — «Вы правда знаете все языки?» — спросила Чука. — «Нет, только совсем немногие». Чука пошла в кабинет и притащила один из томиков издательства «Митридат» — тот, в котором был алфавитный список языков. «Аккадский знаете?» — «Немножко». «Как будет по-аккадски, — Чука заглянула в книгу, — „согласно древнему подлиннику списано и сверено?“» — «Если реконструкция Старра-Остина, то так, — Бабетта произнесла несколько странных слов, — а еще есть моя реконструкция, тогда гораздо иначе», — тут раздались совершенно невероятные звуки, одновременно сухие, как кашель, и влажные, как бисквит (позже Чука установила, что это были фарингализованные ларингалы). «Еще раз, пожалуйста», — завороженная, она уставилась на худое Бабеттино горлышко, не в силах понять, как эти звуки там помещаются. «С удовольствием. А ты сама попробуй. Нет, так не надо! Надо не так!»

Но вот Илюшу Чука терпеть не могла. Тоже с первого дня. Когда их знакомили, Чука сказала, как полагается: «Чука», — больше ничего не сказала. Илюша внимательно посмотрел на нее, очень внимательно, и улыбнулся: «Так. Давай уточним. Во-первых, я не Карабас и тем более не Барабас, я Карахан. Во-вторых, маленьких девочек я ем только на завтрак, а сейчас уже пять часов вечера». — «Я не маленькая! — возмутилась Чука. — Мне восемь, а-а-а не семь!» Про поедание девочек она, конечно, не думала (что за вздор!), а вот про Карабаса чуть было не ляпнула. Но ведь не ляпнула же! Впоследствии Илюша научил ее всем танцам (когда-то одна бестолковая дама сказала ей, что балерины из нее не выйдет, и с тех пор танцы ей мучительно не давались), он показал ей, как надо действовать, чтобы все всегда получалось (это называлось снять заклятие), но она его все равно терпеть не могла, даже когда танцевала с ним до упаду, и частенько подкалывала: «А когда вы с девушками знакомитесь, вы у них тоже мысли читаете?» — «Мысли читать невозможно, — оправдывался Илюша, — читается только внутренняя речь. Вот у тебя сейчас вертится на языке, я и читаю: расклинатель! Расклинатель! А что, я в самом деле расклинатель. На всякое заклинание свое расклинание. Клин клином». После этого мама в шутку прозвала его дешифровщиком клинописи.

Провожая их в дорогу, мама несколько раз повторила: «Мне страшно». Папа успокаивал ее: «Не бойся, там не гибнут». — «Да, — сказала мама, — там не гибнут. Там сходят с ума, только и всего». Наконец машина скрылась за поворотом, мама побежала к терминалу и хотела дать команду записывать все текущие новости о катастрофе, но перепутала код. Чука очень удивилась и сделала все сама, только спросила: «На какое ключевое слово?» — «На Вывалень, — сказала мама. — Или нет, на Объект Вышка. Да что я, сделай и на то, и на другое. Извини, это у меня так, сейчас пройдет».

Чука запросила информарий про Вывалень. Оказалось, что это поселок. Относительно Объекта Вышка информарий данными не располагал. За ужином Чука сказала:

— Мам, ты не волнуйся. Это же близко. — Она имела в виду, что папа уехал не так уж далеко и скоро вернется.

— Вот именно, — сказала мама. — Все думают, это где-то не у нас, за тридевять земель, а это совсем рядом.

Мама была сама не своя, — должно быть, потому, что про Вывалень ничего не сообщали. Ни по одному каналу. В конце концов она сказала, что сбегает к Шумейкам, может, у них есть сведения. Но сведений не было ни у кого.

Перед сном Чука попросила объяснить, что такое Объект Вышка.

— Я сама точно не знаю, — сказала мама. — В общем, это такая установка в одной лаборатории.

— Это высокое здание, да?

— Думаю, что нет. Думаю, что самое обычное. Она не потому Вышка, что высокая, а потому, что на ней реализуют Высший Принцип.

— А что такое Высший Принцип?

— Я могу напутать, — сказала мама, — я плохо знаю соционику. Давай мы утром это выясним у сведущих людей. Слушай, детеныш, вам уже сказали, на какую тему у вас завтра сочинение?

— «Что было бы, если бы…»

— Ну и какое «если» ты выберешь?

— Не знаю, — сказала Чука.

— В наше время все писали: «Что было бы, если бы я был директором». А Оська Хват написал «Если бы я был диктатором».

— И что?

— Ничего. Это знаешь, какой Хват? Режиссер. Скажи, а с Мардуковым ты помирилась?