Владимир Михайлов - Люди Приземелья

Он вытянул массивный подбородок, повернув голову к креслу. Это означало приглашение сесть. Кедрин уселся. Меркулин несколько секунд глядел на него; не в глаза, а куда-то в середину лба, точно хотел прочитать мысли. Потом на втянутых щеках появились морщины: Меркулин улыбнулся.

— Объем? — спросил он.

Кедрин кивнул. Он не стал спрашивать, как Меркулин догадался. Шеф страшно удивлялся, слыша, что ход его мысли может быть для кого-то неясным.

— Естественно, — сказал Меркулин. Теперь он несколько секунд смотрел поверх кедринской головы. Кедрин молчал. Потом Меркулин поднял брови, словно сомневаясь, но тотчас же утвердительно кивнул.

— Велосипед, — сказал он. Затем взглянул в глаза Кедрину. — Не надо изобретать велосипед, — пояснил он. — С таким ограниченным объемом мы встречаемся впервые. Но это — мы. Другие уже решали компоновочные задачи такого рода. Поучимся у них.

Он помолчал.

— Если, конечно, тебе самому не пришло в голову какое-то решение.

— Я не нашел решения, — помедлив, признался Кедрин. — Мелькнула было одна мысль…

— Ну, ну?

— Я подумал: ведь будь там, в корабле, я сам — ну, вообще живой человек, — он заметил бы все значительно раньше автомата. И спас бы положение. Но почему вы никогда не соглашаетесь с тем, чтобы послать человека? Почему все машины, которые конструирует наш институт, целиком автоматизированы? Всегда ли это нужно? А если человек хочет сам…

Меркулин жестом приказал ему замолчать.

— Я понимаю тебя. Мне приходилось выслушивать такое и раньше. Молодость нередко задает себе такие вопросы. Молодость горяча — но, к сожалению, как правило, слишком мало знает и далеко не все понимает даже в тех вещах, которые ей уже знакомы. Послать человека… Да, самое легкое. Но человек — не чернорабочий. Он повелитель. Лучшие умы работают над тем, чтобы продлить жизнь человека, охранить ее от всяческих случайностей. А ты хочешь послать человека туда, где ему будет угрожать множество опасностей. Вернуться чуть ли не в каменный век — вот чего хочешь ты, по сути.

Кедрин задумался. Слова Учителя звучали убедительно.

— И кроме того: попытайся объективно оценить обстановку, в которой ты живешь. Представь себе хоть на миг, что ты очутился в мире, в котором отсутствуют все наши многочисленные средства обслуживания и защиты. Во что превратилась бы твоя жизнь?

— Но это не одно и то же.

— По существу одно. Но довольно, вернемся к работе.

Меркулин повел рукой, словно отталкивая все лишнее.

— Ты использовал все традиционные возможности, и они ничего не дали. Но вот взять хоть старый «Джордано». Насколько мне известно, автоматы на нем остались: их не было смысла демонтировать. Сходи, посмотри на них. Последи за ходом мысли конструктора — и, весьма возможно, найдешь что-нибудь полезное и для нас. Этот корабль строил Велигай. Очень талантливый конструктор…

Меркулин произнес это с уважением. Но одновременно в голосе его прозвучала нотка неприязни. Если только Кедрин не ослышался.

— Да, очень. Но, к сожалению, ему не хватает дисциплины разума. Подчас — просто логики. Очень жаль.

Меркулин нахмурился.

— Впрочем, это не имеет значения. Когда он работает, он работает хорошо.

«Странно, — подумал Кедрин. — Как будто человек может не работать».

— У них свое бюро, — сказал Меркулин. — Мы для них делаем лишь немногие машины. Иди и посмотри. Завтра доложишь.

Дверь института растворилась; зажмурив глаза, Кедрин кинулся в зеленый, и золотой, и звенящий день.

Рабочие часы кончились. Медленная волна времени отхлынула, унося на своем гребне аналитиков, операторов, конструкторов, профессоров и лаборантов. Взмывали в воздух небольшие лодки и солидные профессорские аграпланы, непоколебимо устойчивые в полете. В гондолу вакуум-дирижабля набилась молодежь, разинутые до ушей рты виднелись во всех иллюминаторах: кто-то, торопясь, растянулся на дорожке, это было страшно смешно. Дирижабль уже расправил свое угловатое тело и медленно всплывал над вершинами сосен.

Кедрин пошел пешком, потому что только так можно было скорее всего добраться до «Джордано».

Широкая аллея текла плавно, как река; гигантские сосны бросали на нее сложное сплетение теней. В воздухе плыл густой запах устоявшейся весны. Идти было весело. Дул легкий ветерок, и солнце то выглядывало из-за вершин, то скрывалось за ними.

Кедрин шагал, заложив руки за спину. Первые несколько минут мозг по инерции еще работал в ритме лаборатории; потом напряжение спало.

Аллея сделала поворот, и перед Кедриным открылся памятник «Джордано». Кедрин попытался представить, что видит корабль впервые.

Громадная машина. Огромная до нелепости. Интересно, чем можно набить такой объем.

Но все-таки решено блестяще. Кажется, это даже и не механика больше, это архитектура.

Ну, хорошо. А где же у этой архитектуры люки?

Кедрин поискал глазами и присвистнул: люки находились на высоте метров этак двухсот. И к ним не вело ничего. Не было ни лифта, ни скоб-трапа, ни даже простой веревки.

Вот задача для альпинистов, — и о чем они только думают?

Ну и конструкция! Хотя там, в пространстве, все равно. А с Земли этот корабль, кажется, и не стартовал никогда. Такие рождаются и умирают в космосе.

Взгляд Кедрина медленно опустился до Главного рефлектора и скользнул по его опрокинутой полоскательнице. И в этот миг из-под рефлектора вышел человек.

Было слишком далеко, чтобы различить его лицо; но это было и неважно. Человек торопливо пересек площадь, удаляясь. «Словно за ним гонятся», — подумал Кедрин. Затем он разглядел, что человека ждала лодка. Она сразу же поднялась в воздух и устремилась не к висячему городу, как ожидал Кедрин, а в противоположном направлении.

Ну, счастливого пути.

Он вышел из-под рефлектора, этот человек. А может быть, там тоже есть какой-нибудь ход? Ведь и в полете люди должны были как-то попадать на внутреннюю поверхность отражателя — конечно, при выключенном двигателе. Для осмотра хотя бы.

Что же, заглянем под рефлектор.

Кедрин неторопливо направился к тому месту, откуда минуту назад вышел человек. Вблизи это совсем не хотелось сравнивать с опрокинутой полоскательницей.

Корабль опирался на богатырски раскинутые амортизаторы; к их высокомерно блестящему металлу льнули цветы. Но уже отсюда было видно, что под гигантским куполом Главного рефлектора сумеречно и прохладно. Там цветы не росли; похоже, они боялись проникнуть даже под тот край рефлектора, который поднимался над площадкой, словно приглашая войти.

Миновав амортизатор, Кедрин зачем-то начал считать шаги. На тридцатом он остановился. Край Главного рефлектора навис над ним. На границе света и тьмы Кедрин невольно закрыл глаза и вытянул перед собой руки. Пальцы не встретили препятствия. Кедрин открыл глаза и сделал еще несколько шагов.