Владимир Михайлов - Люди Приземелья

Ирэн тоже молчала, только дыхание ее участилось. Потом она подняла брови, и стало ясно, что если Кедрин не заговорит, она отключится. Но разве самой ей нечего сказать?

Кедрин решился. Он знал, что их могут услышать многие. Но пусть слышат; в конце концов, не этого ли он хочет? Он не может больше жить так! Ведь ради нее он здесь, и разве она сама уже не решила, как быть? Разве… разве решение не состоялось? Так почему же она — там? Сколько бы ни было работы, но ведь ей вырваться на несколько часов проще, чем Кедрину, да и не то, что «проще», но он теперь не считал возможным…

Ирэн слушала, опустив глаза. Потом покачала головой.

— Поверь, — тихо сказала она, — мне трудно. Но я не знаю, не знаю…

— Ну, скажи «нет», — потерянным голосом сказал он. — Но я должен знать что-нибудь… Ведь нельзя так жить!

Она покачала головой, и Кедрин понял, что Ирэн не может сказать «нет». Но ничего другого тоже не может…

— Но ведь так не бывает! — сказал он.

— Ты не понимаешь… Если бы он был такой, как все… как ты… Но он другой! И пусть даже я… Я не могу, нельзя сделать ему плохо! Никто не должен!

— Не понимаю. Ну, опытнее. Пусть даже — умнее, пусть… Но ведь…

— Да, не понимаешь. Ум? Не это. Но его жизнь… Вся жизнь… Он отдал ее одному делу: Пространству. У него не было ничего, кроме кораблей. Были друзья, но большинства из них уже нет… И я. Для него это много, очень много… Это все, что Земля дала непосредственно ему, как ты не понимаешь. Так как же можно?

— Послушай, но каждый из нас…

— Нет. Мы живем не так. Работаем, отдыхаем, спим…

— Можно подумать, что он…

— Да. Ты не знал? Он ведь не спит. Да, да! Это всего лишь деталь, но… Он ведь летал. Летал много и хорошо, и если развернуть все его годы на количество пройденных миллионов километров, то немало придется на одну секунду. Но потом оказалось, что ему больше нельзя летать. Космос изнашивает человека быстрее, эта сумасшедшая охота за инфракрасными звездами в доступном нам пространстве. И он перешел на Пояс, хотя ему предлагали много работы на Планете. По сути дела, он создал этот Пояс таким, каким мы его знаем. Но это не обошлось без последствий. Пусть здесь нет таких перегрузок, как в полетах, но радиационный фен выше, чем на Земле, а он очень много времени проводил в пустоте. И настал день, когда ему категорически приказали вернуться на Планету и больше не покидать ее.

— Наверное, это тяжело…

— Для него более, чем для кого-либо. Но он не сдался. Он обратился к медикам. Они как раз завершали разработку комплекса средств для устранения последствий облучения. Пока только на животных… Но он настоял — он умеет настаивать — и первым человеком, на котором это было испытано, стал он сам.

— Я бы не решился…

— Никто бы… Хотя бы потому, что это всегда было привилегией самих врачей — испытывать… Но он оказался упрямее. Его предупреждали, что могут быть всякие побочные действия… Что удача не гарантирована.

— Наверное, так и получилось: мы ведь не подвергаемся…

— Мы просто не замечаем этого: принимаем препараты с едой, даже вдыхаем. Но это теперь. А тогда… Он ответил, что никогда не брался за дело, успех которого был гарантирован. И врачи уступили.

— Это, конечно, вызывает уважение. Но…

— Погоди. Врачи оказались правы: он смог работать в пространстве, но одним из побочных явлений оказалось то, что он больше не спит.

— Разве это так плохо?

— За каждый час, который он недоспал, он не доживет двух часов. Прошло много времени. И теперь никто не знает, когда… И я не могу…

Кедрин молчал.

— Ты все еще не понимаешь?

— Понимаю, — мрачно сказал он.

— Нет… Но поверь: как бы мне хотелось сейчас быть там, с вами… Я была спокойна: знала, что без меня ты ничего ему не скажешь…

— Да, не было обстановки…

— Я знала заранее. Потому что в каждую минуту он делает что-то такое, от чего его нельзя оторвать таким разговором. Все его двадцать четыре часа наполнены. Но если я приеду… Ты можешь не выдержать…

— И долго?

— Не знаю, — почти шепотом ответила Ирэн. — Не знаю… Ты должен понять…

— Я понимаю… Я ничего не скажу, Ирэн. Приезжай.

— Но ведь стоит мне приехать — он сразу поймет…

Кедрин закусил губу.

— Да, — сказал он после паузы. — Лучше будь там, ты права.

Она кивнула.

— Я знала, что ты поймешь. А мне так хочется на наш спутник. Придет «Джордано»…

Наверное, кто-то позвал ее — она оглянулась и заторопилась.

— Мне некогда… Мы будем говорить еще. А пока — до свиданья…

Он молча кивнул.

«Джордано» висел в рабочем пространстве, и теперь уже странным казалось, что когда-то его могло здесь не быть.

Дни проходили мгновенно. Подъем корабля облегчал работу, делал ее практически выполнимой, но это не значило, что теперь все задачи были решены.

Во многих местах пришлось вскрыть обшивку, чтобы разместить в отсеках уже смонтированное в пустоте энергетическое оборудование и двигатели. Затем обшивку нужно было поставить на место, но до этого еще закончить работы в жилых и подсобных помещениях. Одновременно реставрировался рефлектор и заменялся предохранительный слой брони корабля на всей ее площади.

Велигай бросил на монтаж даже половину патрулей. Вторую половину он сохранил на случай возникновения не столько метеорной атаки, сколько запаха.

— Ты мне не веришь? — спросил по этому поводу Холодовский.

— Верю, — спокойно ответил шеф-монтер. — Но верю и опыту, который говорит: предосторожность никогда не бывает лишней.

— Это обидно, — сказал Холодовский; Велигай в ответ промолвил только:

— Извини, Слава, это уже излишние эмоции.

Больше на эту тему не говорили. Монтажники продолжали работать, и с каждым днем крепла уверенность в надежности защиты Холодовского. Особое звено каждый день проверяло ее и пришло к выводу, что запах действительно перехватывается и уничтожается на дальних подступах к спутнику. Иначе непонятное явление, пожалуй, давно проявило бы себя. Кедрин был рад за Холодовского и за всех.

В свою смену, как обычно, он выходил на монтаж. Прибыли новички, и Кедрин — почти уже опытный монтажник — перешел в установщики, работу более квалифицированную, требовавшую владения скваммером и хорошего чувства пространства.

Сегодня он впервые выходил в новой роли. Скваммер подвергся особенно тщательному осмотру. Гур прошел мимо, к своему месту, что-то напевая себе под нос.

— Ну, Кедрин, мой устанавливающий друг, — сказал он. — Ты окончательно делаешься монтажником. Но имей в виду — это тяжело.

— Я знаю.

— Ты еще не знаешь, о, несколько самонадеянный юноша. До сих пор с тебя, строго говоря, спрашивали, как с вольноопределяющегося. Ты мог удрать на катере… Молчу… Мог испугаться, мог мало ли что. Теперь ты не имеешь на это права. Бывает, и монтажники ошибаются. Но они никогда не боятся. Ни работы, ни опасностей, ни правды.