Владимир Михайлов - Особая необходимость

— Сейчас труднее, — сказал Калве. — При нашем кислородном ресурсе скафандров… Ходить приходится все дальше, времени на поиски остается все меньше…

— Так… — сказал Сенцов. — Где выход? Кто видит выход?

— Я, — сказал Азаров после недолгого молчания. Говорил он неохотно, словно сам у себя с трудом вырывал каждое слово. — Я вам рассказывал о каютах и оранжерее. Я все-таки установил: там кислородная атмосфера. Там можно жить. Значит, можно и переселиться туда. Оттуда до неизученных частей Деймоса гораздо ближе…

— Ну, — спросил Сенцов, — выводы?

— Что же, — сказал Раин. — Переселимся. Только давайте, умоляю, начнем что-нибудь делать…

— Переносить! — сказал Сенцов, и это была уже команда.

Принялись за работу. Все спасенное из своей земной ракеты пришлось теперь уносить далеко, в самый верх звездолета. Это было нелегкое дело, и космонавтам довелось возвращаться много раз, пока почти все не было перенесено.

Но тут все почувствовали, что больше не в силах сделать ни шагу. Усталость валила с ног. Пятеро сидели в одной каюте, и ни у кого не хватило сил, чтобы первому подняться, взвалить на, плечи последний груз. Невыносимо тяжелым казался всякий предмет, который приходилось выносить из ракеты. С каждым баллоном кислорода, с каждым мешком воды надежды улететь оставалось все меньше, а хотелось сохранить хоть остатки ее.

— Слушай, — сказал наконец Раин. — Ну, переночуем здесь. Завтра с утра сразу все заберем. Не решает же эта ночь…

— Что ж, переночуем, — разрешил Сенцов. — Утро вечера мудренее, если даже это условное утро. Все устали. Приказываю всем разойтись по каютам и спать.

— С удовольствием, — сказал Коробов. — А как насчет сна — специальные приказания будут?

— Увидеть во сне способ спасения, — усмехнулся Раин.

— Его только во сне и увидишь, — пробормотал Коробов и первым вышел.

— Я бы предпочел увидеть не что-нибудь, а кого-нибудь, — задумчиво проговорил Калве.

— Достойное желание, — оценил Сенцов. — Ну, может быть и так…

Он задержал выходившего последним Азарова: — Ты… не устал?

Он смотрел на Азарова так, словно хотел заглянуть в самую душу.

— Нет, — ответил пилот. — Думаю, что еще несколько дней… не устану.

В эту ночь Сенцову не спалось. Одолевали мысли, тревожные и путаные.

Будь эта ракета построена людьми Земли, — можно бы рискнуть. Человек всегда, в конце концов, разберется в том, что придумал другой человек. Но эту ракету строили существа неизвестные. А при изучении их техники огромное значение имело все: быстрота их реакции, физические возможности… Ведь угадать немыслимо… Предположим, у них управление кораблем на биотоках! Вот мы и бессильны… Если даже сумеем вылететь, то будем болтаться в пустоте до конца дней. Так никого не спасешь… Нет, уж лучше ждать здесь.

Да, а ждать здесь — значит, наверняка не спасти. Пусть одного, но не спасти. Догадаться было легко, спасти трудно. Достаточно, оказалось, заметить, как из лежащей в командирской каюте аптечки исчезают лекарства — химические средства от лучевой болезни. Но ведь это — лишь отсрочка, он и сам знает, что при таком поражении эти средства не спасут… Разбил дозиметр, чудак… Ну и что?

Разобраться оказалось проще простого: в «марсианском», непроницаемом для излучения, скафандре сходить в тот коридор, замерить интенсивность излучения и увидеть следы. Следы на полу. Они ясно рассказали: нет, Азаров не отступил, как уверял всех, а зашел еще и внутрь. Скрывал… Что же, это — достойно. И вот получается, что недостойным оказался командир?.. Итак, лететь? Да, самое лучшее. Но как лететь? Если бы лететь с ним мог он один — да! Сегодня же! Но их еще трое… — Сенцов прижал руку к вискам, так колотилась в них кровь. — Не спасти одного — низко. Так. Но пожертвовать еще тремя? Это не низко? Если бы хоть одно, хоть косвенное доказательство того, что риск оправдан. Иначе, остается только ждать помощи с Земли. Пусть везут хирурга, консервированный костный мозг… Сообщить на Землю, это гораздо вернее. И почему вся эта ответственность — на одного? Нет, правильно: на одного…

…Все-таки он незаметно уснул, забылся. Сквозь сон Сенцову показалось, будто кто-то зовет его. С трудом он приоткрыл глаза, но, сколько ни вслушивался, ни одного шороха не повторилось в каюте. Во всей ракете царила мертвая космическая тишина.

И однако ощущение было такое, будто зов ему не почудился.

Сенцов поднялся и вышел из каюты, чтобы походить по коридору, успокоиться. Длинный, ровно освещенный пустынный коридор уже несколько раз помогал ему сосредоточиться, прийти в себя, овладеть мыслями.

Правильно ли решает он, командир? Не упущена ли какая-то возможность?

Правильно, решил он еще раз. И больше о полете думать не стоит. Связь и хирург — вот выход. В оранжерее есть кислород, может быть даже и растения удастся использовать для еды. Искать связь. Будет связь — будет хирург на том корабле, что сейчас уже готовится к старту. Будет хирург — и будет, будет еще Виктор командиром…

Он снова вернулся в каюту, уже привычно улегся на воздух. Дремота все ближе подступала к нему, и вдруг он снова услышал чей-то голос.

Да, это был тот же самый голос… Женский — низкий, чуть вибрирующий, полный какой-то мягкой теплоты… Он легко и мелодично произносил непонятные слова, и казалось — женщина чем-то взволнована, настойчиво просит о чем-то дорогом, очень важном… Или же она что-то объясняет ему? Голос иногда повышался, дрожал и снова ласкал слух радостными переливами…

И тогда Сенцов сразу вспомнил, что в тот момент, когда впервые он услышал голос, ему снился сон. Женщина снилась ему, такая, каких видишь только во сне. Он не мог сейчас припомнить ее лица, но голос ее узнал, и интонацию тоже. И так же как во сне, он не понимал ее слов, но чувствовал их теплоту и нежность.

Голос умолк, оборвавшись на полуслове, и тогда Сенцов, окончательно поняв, что слышит его вовсе не во сне, стал лихорадочно соображать — откуда же?.. Это не галлюцинация: женщина действительно говорила совсем рядом, где-то здесь, в каюте…

Вскочив, космонавт начал тщательно обыскивать каюту. Он внимательно осмотрел все приборы, исследовал до последнего дециметра пол — и ничего не нашел. И только в самом углу, где он спал, на уровне головы лежащего человека, обнаружил маленькую дверцу, не замеченную им раньше.

За ней оказался миниатюрный аппарат. Из него торчала пластинка, покрытая сложным, неправильной формы узором. Быть может, здесь было записано последнее пожелание женщины уходящему вдаль любимому человеку, и бывший хозяин каюты слушал его перед сном…

Почему, уходя, он не взял письма? Таких вещей не забывают… Просто потому, что они торопились, или была и другая при чина?