Владимир Михайлов - Заблудившийся во сне

— Думаешь, Зурилову под силу? Стенка же наверняка будет выше, чем наш уровень тут.

— В ПС он и бегает, и прыгает не хуже, чем кузнечик — были случаи убедиться. Это ему помогает выздоравливать в яви. Создает нормальное настроение. На всякий случай — подхватим его под руки.

Дело было, конечно, не в крепости мускулов Зурилова: это важно лишь в Производном Мире, отягощенном инертным веществом. А здесь, в ПС, единственное, что нужно — сила желания. При его помощи можно достичь всего — если, конечно, тебе не мешают.

— Кстати: что это за номерной груз, как ты его назвал?

— Мы транспортировали покойника: кого-то из царьков, не знаю, как его там звали… При высадке надо бы не терять его из виду: он нам может пригодиться.

— Как?

— Да не знаю пока.

Я поверил Боричу: в законах этого мира он — историк — разбирался куда лучше моего.

— Все — внимание! Началось.

Я ощутил слабый толчок, хотя и корабль был призрачен, и берег тоже. Просто соблюдалось наибольшее возможное правдоподобие. На простых снивцев это всегда действует.

Первой стала исчезать мачта. Потом — кормовой завиток. Верхняя часть бортов. В корме суетились тени, перетаскивая на берег сановный груз.

Как только борта исчезли до уровня берега — до него от слани было сантиметров семьдесят, — мы разом прыгнули, для верности подхватив слегка очумелого Зурилова под руки.

В следующее мгновение мы оказались уже на берегу. В царстве Аида, куда попадать мне совсем не хотелось. Я вовсе не ощущал себя тенью. А здесь было их царство.

Тени, по сути, были почти такой же формой духа, как все другие обитатели Пространства Сна. Просто количество энергии, заключенной в них, было наименьшим из всех возможных; при его дальнейшем уменьшении начиналось уже рассеяние личности. Обитатель ПС мог попасть в Аид после своей — чаще всего — третьей смерти здесь, следовательно — после третьего убийства, потому что смерти от возраста или болезней, а также несчастных случаев в Пространстве Сна просто не существует. Правда, в отдельных случаях, как нам уже известно по примерам, количество переносимых смертей может возрастать до шести и даже семи; это зависит, видимо, от того, какова доля самого убитого в происшедшем. Такова судьба тех, кого убивают. Что же касается тех, кто причиняет смерть, то для них это тоже не проходит безнаказанно, когда число совершенных убийств переваливает тоже через три, хотя и тут имеются варианты. За мной, например, уже числятся эти три убийства в ПС; однако ни в одном эпизоде я не был нападающим, и поэтому рассчитывал, что, даже попав сюда окончательно, смогу еще пребывать в своем первоначальном облике, в котором находился сейчас. И все же очутиться в Аиде, где только и могли еще существовать ущербные духи, было мне неприятно и даже, пожалуй, немного страшно.

Хотелось убраться отсюда побыстрее. Но прежде необходимо было вызнать от Зурилова все, что ему было известно о Грузде.

Отступив подальше от воды, мы огляделись. Слабый свет, словно в поздние сумерки, позволял увидеть обширное пространство, усеянное, насколько хватал глаз, крупными — в человеческий рост и выше — валунами или просто обломками горных пород; они образовывали своеобразный лабиринт, в котором заблудиться было, наверное, так же легко, как найти укрытие от посторонних взглядов. Местами среди глыб возникали и медленно поднимались, расплываясь, струи и небольшие облачка — то ли дым, то ли какие-то испарения; крохотный ручеек журчал неподалеку и с легким шумом спадал в залив, образуя действующую модель водопада. Сверху все это перекрывалось плоским каменным небом; назвать это сводом было никак нельзя именно из-за его формы. Немного угнетало царившее здесь молчание. Обычно Пространство Сна столь же богато звуками, как наш Производный Мир; но тут стояла тишина, невольно напоминавшая определение «гробовая».

Чтобы никому из сновавших туда-сюда теней не мешать, и чтобы они, в свою очередь, платили нам взаимностью, мы устроились на тесном пятачке между двумя валунами и одной глыбой с неприятно острыми углами. Зурилов все вертел головой — похоже, пространство это ему нравилось еще меньше, чем мне, и он ожидал неприятностей со всех сторон одновременно, потому что он не знал того, что было известно мне: тени не нападают, они дорожат даже и такой формой своего существования, полное рассеяние их страшит — но ни на что другое они не могут рассчитывать, если и здесь позволят себе то, за что сюда попали. Опасность в Аиде могла проистекать только от таких же полноценных — постоянных или временных — обитателей ПС, какими были, в частности, мы. Я попытался в немногих словах изложить ему эту истину, а потом выразил свое недоумение, обращаясь уже к Боричу:

— Слушай, может, ты объяснишь — почему ты позволил, чтобы вас загнали сюда? Только не говори о блокировке: когда вас схватили, наверняка были возможности вывернуться.

— Да уж, наверное, — ответил Борич, нимало не смутившись.

— Почему же?..

Он кивнул:

— Вопрос понятен. Объясняю: по одной причине. Зачем было бы мне — и ему тоже — тратить силы и применять ухищрения, чтобы попасть сюда, если возникла возможность проехаться за чужой счет?

— Ты хочешь сказать, что именно сюда тебе и нужно было попасть?

— Тебе, кстати, тоже.

— Не понимаю.

— Исключительно по лености твоего ума. Но ты, наверное, уже задумался о том: а почему они решили загнать сюда нас?

— Ответ напрашивается: отсюда нам ускользнуть куда труднее, чем из любого другого уголка нашего континуума.

— Пока рассуждаешь правильно. Ну а как по-твоему: не нужно ли им, чтобы и Груздь находился в таком же положении?

— Гм, — произнес я. — Какие-то признаки логики в этом есть. Иными словами, ты полагаешь, что он может находиться здесь?

— Он тут или был тут.

— Вообще-то не исключено, — был вынужден признать я. — Мы полагали, что он был схвачен ими, но вывернулся. Но он мог и не справиться с положением: все-таки не дример. В таком случае они, конечно, могли загнать его сюда — хотя бы таким же способом, как нас.

— Вот видишь, как все просто.

— И все-таки пока это — лишь рассуждения. Доказательств нет.

— Как сказать, — не согласился Борич. — Директор, докажи ему.

Зурилов в эти минуты меньше всего напоминал директора головного научного института системы Груздя. По-моему, он и сам забыл об этом. Но после слов Борича вспомнил и даже приосанился. На миг на нем возникла какая-то приличествующая его чину одежда; но лишь на мгновение, после чего он снова стал немытым и нечесаным дикарем, от которого основательно несло потом. Впрочем, мы и сами выглядели ничуть не лучше.

— Я был у него, — сказал он (очень тихим голосом: обстановка все-таки продолжала смущать его), — в первый же день, когда он не проснулся. Меня… меня пригласили, чтобы выяснить все подробности предшествовавшего дня: где мы были, каким воздействиям могли подвергнуться, вроде облучения — ну и прочего… Кроме того, очень подробно обследовали меня, чтобы выяснить — нет ли каких-либо изменений в моем организме и почему он спит — а я не сплю…