Сергей Снегов - В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г.

Чарли присел к моему столику, деловито пробежал глазами меню — что бы в нем ни значилось, он закажет омлет с помидорами и апельсиновый сок, это неизменно — и порадовал:

— К Латоне приближается звездолет «Командор Первухин». На нем цистерна с тремя миллионами тонн сгущенной воды. И некто Рой Васильев. На Латоне он пересядет в планетолет на Уранию. Сгущенная вода прибудет поздней. Ты что-нибудь слыхал о Рое? В общем, готовься.

Меня порой раздражает обстоятельность, с какой изучает Чарли совершенно ненужные ему фантазии поваров. Как-то спустя часок после такого десятиминутного углубления в роспись блюд я поинтересовался, не помнит ли он, что нам сегодня предлагали на обед. «Конечно, помню, — бодро заверил он, — были омлет с помидорами и сок». Даже бифштекса с фруктами и торта не запомнил, а я их жевал перед ним за тем же столом! На вопрос о Рое Васильеве я не ответил. Я промолчал сознательно и вызывающе. Молчание — единственное, что молодой академик, мой начальник Чарлз Гриценко способен слушать объективно. На молчание он реагирует быстро и толково. Молчание информативно, утверждает он. Молчание — самый красноречивый сигнал несогласия, самое категорическое оповещение протеста, острит он.

— Омлет с помидорами и апельсиновый сок, — сказал Чарли в микрофон. — Эдик, ты слышал, что я сказал? Почему ты молчишь?

— Не вижу причин кричать.

— Хотя бы промычи что-нибудь. Рой возьмется прежде всего за тебя. Павел был твоим помощником, связь между его гибелью и взрывом сгущенной воды на энергоскладе очевидна. Рой прибывает для того, чтобы исследовать эту связь… Тебе мало этих фактов?

— Что мне мало и что много — несущественно.

— Правильно, единственно важное, что будет думать сам Рой о трагедии. Но снова и снова повторяю…

Ему не дал договорить Антон Чиршке, Повелитель Демонов Максвелла. Этот долговязый, белокурый физик известен на Урании больше по прозвищу, чем по фамилии. На кличку Повелитель Демонов он откликается охотно, даже гордится ею. Если просто крикнуть на улице: «Повелитель!» — он тоже обернется без раздражения. Злость он приберегает не для знакомых, а для работы. В лаборатории он неистов. Он дьявольски вспыльчив, Антон Чиршке, Повелитель Демонов. Если ему кажется, что прибор висит криво, он кричит на него. Я сам видел, как Чиршке закатил оплеуху командному механизму, включившему не ту программу. Механизм, правда, пострадал куда меньше, чем рука Антона. Кроме вспыльчивости и нетерпимости к чужим мнениям Антон еще и талантлив. Все мы талантливы, конечно, бесталанных на Уранию не командируют, в этом смысле Чиршке не исключение. Просто он талантливей любого из нас. Это мое убеждение разделяют не все, но я никому не навязываю своих оценок. Его ошеломительно простой механизм, сепарирующий молекулы воздуха по их скорости, вызвал научную бурю, каждый помнит, какие шли пять лет назад страстные дискуссии и сколько тогда говорили Антону обидных слов. Но, между прочим, все отопление на Урании, все холодильники на нашей экспериментальной планете сегодня работают от сепараторов Чиршке, от его небольшого заводика — там с одной стены воздух засасывается в приемную трубу, а с другой стены две трубы отправляют сепарированный воздух потребителям: по одной — горячий поток, по другой — ледяной. И кто придумал Антону в насмешку прозвище Повелитель Демонов Максвелла, те давно прикусили языки, а само прозвище ныне звучит не иронично, а уважительно. И еще одно. Антон щедро одарен способностью всюду видеть загадки. У него вызывает тысячи недоумений любое обычнейшее явление. Павел шутил:

«Антона возмущает даже то, что дважды два — четыре. Он не опровергает этой истины, он только ошеломлен ею». Павел был не просто талантлив, как Антон, Павел был гениален. И он серьезно говорил об Антоне: «Не хотел бы попадаться ему под горячую руку. Но чтобы услышать что-то совершенно новое о чем-то совершенно тривиальном, я обращусь к Чиршке».

— Парни, вы слышали, к нам летит какой-то Рой Васильев, — объявил Антон, присаживаясь к нашему столу и бесцеремонно отодвигая подальше от Чарли стакан с апельсиновым соком.

— Тебя это, естественно, выводит из равновесия? — Чарли снова пододвинул стакан к себе.

— А как может быть иначе?

— Что же тебя поражает в прилете Роя?

— Во-первых, сам прилет. А во-вторых, кто таков Рой? Какого шута мне в нем и ему в нас?

— Шута нет ни в тебе, ни в нем, а неприятности будут нам всем. Между прочим, мы их заслуживаем.

И Чарли с обычной своей проницательностью обрисовал «ситуацию» — так он назвал свой рассказ. Рой Васильев — астрофизик, неплохой знаток космоса. Кроме того, он детектив. Ну, не простой сыщик, хватающий за шиворот преступника, этого за Роем не слышно. Его стиль — искать в трагедиях не злоумышления, а неизученные явления природы. Неизученных явлений в природе — бездна. Очевидно, на Урании Рой займется любимым делом — выискивать что-то неизвестное в недавнем взрыве сгущенной воды и гибели Павла Ковальского.

— По-твоему, ничего неизвестного не было? — Антон нервно жевал что-то, голос звучал невнятней обычного. Ясностью речи Антон не отличается. Разве когда говорит спокойно и уравновешенно. Но спокойным и уравновешенным Антона я видел очень редко.

— Суть не в неизвестном, а в том, чтобы объяснить хорошо известное, — спокойно отпарировал Чарли.

— Ты педант! — закричал Антон, отвлекаясь от еды. — В жизни не встречал большего педанта.

— Ты хотел сказать — более точного человека? Тогда это я.

Антон мигом вышел из себя. Он хлопнул кулаком по столу. Чарли поспешно схватил полный сока стакан и отпил немного.

— Ты консерватор, Чарли! Чего ты ухмыляешься? В древности за такие усмешки карали как за уголовное преступление! Приходится жалеть, что наша эпоха пренебрегла многими добрыми обычаями старины.

Улыбка Чарли говорила не об издевке, а о том, что он собирается придать дискуссии неожиданный поворот.

Чарли — мастер парадоксов. Я провел пять лет под его начальством и часто терялся до немоты, когда Чарли принимался выворачивать привычные понятия. Если Антон ни с чем не согласен и ко всему придирается, то Чарли надо всем насмехается и временами делает это с таким ледяным спокойствием, что охватывает дрожь, а не смех. В древности, о какой вспомнил Антон, Чарли провозгласили бы великим софистом — поклонники его мудрости толпой сбегались бы к нему. Я не сомневался, что он готовится нанести удар Антону именно такой, каким неоднократно сражал и меня, — обернет против Антона собственные его аргументы.