Николай Коротеев - «Мир Приключений» 1977 (№22)

Ракетница дрожала в замерзшей руке. Девочка поддерживала ее второй рукой, стараясь впотьмах выпустить ракету так, чтобы она повисла точно над лукашинской баней.

Наконец яркий зеленый фонарик вспыхнул по ту сторону шоссе над лесом, ненадолго застыв высоко в небе. Оле показалось, что уже слышен гул самолетов, сейчас начнут рваться бомбы. Она бросила еще теплую ракетницу в сено и стремглав помчалась домой. На крыльце девочка обернулась. Зеленая ракета, медленно угасая, опустилась вниз. Но никаких самолетов не было. Гудело, оказывается, у нее в ушах. А в лесу, в кромешной тьме, царила обидная до слез тишина.

Значит, и вторую ракету никто не увидел. Никто не откликнулся на ее зов. А немцы вымоются, придут обратно, и опять будут пить какой-то там шнапс, и горланить свои песни, и кричать: «Вперед, на Москву!» И завтра утром пойдут в наступление…

Руки девочки бессильно повисли, по щекам потекли горячие слезы, и дышать стало невыносимо тяжело.

Чтобы мать не увидела ее плачущей, она снова полезла в подполье и машинально принялась набирать картошку.

Дверь маленькой комнаты открылась, и Наташа громким шепотом позвала:

— Оля!

Она вяло откликнулась. Потом добавила:

— Иди сюда. Они все ушли.

Наташа приблизилась к краю люка, сердито спросила:

— Ты уснула, что ли, там?

— Нет. Я слушала их разговоры. Они отправились в баню. Завтра утром пойдут в наступление…

Наташа не проронила ни слова. Она едва успокоилась после того, как поняла, что немцы не собираются «смазывать пятки». А тут — наступление!..

Молодая женщина опустилась на пол, свесила ноги в люк и ждала, что скажет еще племянница. Но та молча выбралась из подпола с ведром картошки. Молча захлопнули они люк и печально посмотрели друг на друга.

В это время дверь с террасы открылась, и на пороге возник Вальтер. Увидев Наташу, он заулыбался и галантно склонился в полупоклоне.

— О! Какой фройляйн! Дэвушка. Русска дэвушка само шён [8] Прекрасный. в мире! — коверкая слова, пытался он изъясняться по-русски. — Зи есть швестер? [9] Вы сестры? — повернулся Вальтер к Оле. — Их шпрехе руссишь нихт. Абер ихь ферштее руссишь. Шпрехен зи битте дойч [10] Я по-русски не говорю, но понимаю русский. Говорите, пожалуйста. . Могите унд по-русски.

Оля подняла ведро и направилась к своей комнате. Наташа последовала за ней. Вальтер проворно схватил обеих за руки, потянул обратно.

— Нихт уходийть! Ихь зер скучайть! — Глаза его были просящими.

Оля выдернула руку, взяла за локоть тетку и злобно сказала:

— Ишь какой! По-русски пробуешь болтать!

Вальтер что-то понял: или ее слова, или недобрый взгляд. Он хотел возразить, а может, оправдаться, но тут раздался взрыв. И следом за ним — второй. Немец бросился на пол, потянул за собой и Наташу с Олей.

Взрывы были не сильные. Не то что Витины мины под фашистскими танками или снаряды «катюши». Даже уцелевшие в рамах стекла не дрогнули. И все-таки Вальтер очень испугался. Он первым вскочил на ноги, привычно отряхнул шинель и в страхе спросил:

— Вас ист дас?

Оля, встав с пола, пожала плечами. Откуда она знает, что это такое?

— О! — вдруг схватился Вальтер за голову. — Майне зольдатен! Русска банья! — и выскочил из дома.

Оля, решив, что по ее сигналу вылетел, наконец, бомбардировщик и ударил по «скоплению немцев» в бане, завизжала от восторга и помчалась к своим.

К взрывам все уже так привыкли, что Евдокия Павловна почти спокойно спросила:

— Тебя ранило?

— Нет, что ты, мама!

— Отчего же ты так верещала, как недорезанный поросенок? — сердито упрекнула ее Наташа.

Ну разве можно сказать им сейчас, отчего она так ликует? Уж когда-нибудь потом.

— С испугу, мамочка! — весело объявила Оля. — Давайте картошку варить, ужинать пора.

У нее было праздничное настроение. Еще бы! По ее сигналу уничтожены двадцать немцев! А разве она одна старается помочь взрослым сломать, разгромить страшную гитлеровскую машину? Сколько еще таких девчонок и мальчишек! И скоро, очень скоро придет победа!

Оля считала, что никто из гитлеровцев не вернется в их дом. Но вдруг кто-то затопал по террасе, без спроса вошел в дом. Оля кинулась из комнаты посмотреть на непрошеного пришельца, зная заранее, что он ненавистный.

И в самом деле, это вернулся Вальтер. Живехонек. И следом за ним еще трое немцев. Сразу видно — раненые. И одеты странно. Один в брезентовых сапогах на деревянных подошвах, в порванной на синие шинели не по росту, из-под которой видны голые посиневшие коленки. Второй и третий выглядят примерно так же. Похоже, напялили уцелевшую одежду, неизвестно кому раньше принадлежавшую.

Все еще дрожа, они уселись на лавке и молча принялись перевязывать друг друга какими-то лоскутами, захваченными из разбитой бани. В куче этих лоскутов Оля заметила обуглившиеся куски своего тулупа. И еще она с удовлетворением отметила, что Ганса среди раненых нет. Значит, убит. Что ж, он заслужил, пожалуй, больше других.

«А вот Вальтер пока жив, но и ему все равно не уйти от расплаты». Теперь Оля была твердо в этом уверена.

Впервые за эти дни Лосевы спокойно сварили картошку, поели ее с молоком и без опаски улеглись спать.

…Часа в два ночи Евдокия Павловна услышала сквозь сон торопливые шаги, возбужденный, отрывистый говор на чужом языке. Потом гитлеровцы вышли из дома. Дверь за ними захлопнулась. Как ни прислушивалась мать — дверь больше не открывалась.

— Наташа! — шепнула она, тронув золовку за плечо.

Та испуганно вскочила.

— Ушли, — неуверенно сказала Евдокия Павловна. — Надо бы посмотреть…

Наташа — она, как и все, тоже спала одетой — осторожно приоткрыла дверь, высунула голову в узкую щель. Потом на цыпочках выскользнула в кухню, заглянула в столовую.

Через минуту она вернулась. Евдокия Павловна старалась рассмотреть ее лицо, но было еще очень темно.

— Никого, — почти громко сказала Наташа. — Где спички?

Она зажгла коптилку и снова, теперь уже смело, прошла в столовую. Там на голом столе стояли две консервные банки. В одной остались недоеденные кусочки рыбы, в другой какая-то жидкость. Наташа наклонилась, понюхала эту жидкость и отшатнулась. В нос ударил густой запах бензина. А рядом лежали спички.

Они хотели поджечь дом вместе со спящими людьми?!

«А может, мы уже горим?» — подумала она и выбежала на террасу. Коптилку сразу же задул резкий ветер. Ее обступила темнота. Было что-то непередаваемо жуткое в этой темноте. По-прежнему, только теперь совсем близко, ухали орудия, завывали снаряды, как светлячки то там, то здесь чертили свои линии трассирующие пули.

Осмотрев дом, Наташа убедилась, что он цел, не горит.

— Не успели! — облегченно вздохнула она и вернулась в комнату. — Андреевка уже свободна. Оттуда пушки стреляют. А здесь ни одного немца!