Николай Коротеев - «Мир Приключений» 1977 (№22)

С трудом оторвавшись от созерцания невиданной красоты, путники углубились в пещеру.

«Тут в совершенном порядке сгруппировались сотни призматических колонн разной величины, словно продукты какой-то гигантской кристаллизации; их ребра выдавались с такой резкостью, будто их обрезал и обровнял резец декоратора. Углы между соседними колоннами с геометрической точностью заполнялись выступающими ребрами стоящих рядом колонн; у иных выдавались по три грани, у других по четыре, пять, шесть и даже семь и восемь; в общем однообразии стиля такое различие создавало некоторое оживление — доказательство художественного вкуса природы.

Проникавший снаружи свет играл на блестящих гранях. Отражаясь, как в зеркале, на воде внутри пещеры, он придавал ей сверкающий блеск и в то же время доходил до подводных камней и водорослей, которые давали отблески разных оттенков, от зеленого и темно-красного до светло-желтого; и все эти краски, отраженные от воды, бросали разноцветные блики на участки базальта, громоздившиеся неровными массами на своде этого единственного в мире подземелья.

Внутри пещеры царило какое-то звонкое безмолвие — если можно соединить эти два слова, — та особенная тишина, которая свойственна глубоким впадинам, и посетители не решались прерывать ее. Только ветер иногда нарушал тишину протяжными звуковыми аккордами, состоящими из ряда унылых, уменьшенных септим, то усиливающихся, то замирающих. Казалось, что при дуновении ветра все эти призмы начинали звучать подобно язычкам громадной гармоники».

— Мне думается, — вдруг заговорил Оливер Синклер, — отсюда и пошло название пещеры «An-Na-Vine», а это как раз означает на кельтском языке «гармоническая пещера». Какое другое имя было бы для нее более подходящим? Ведь Фингал был отцом Оссиана, гений которого сумел сочетать в себе и поэзию и музыку. Сама природа сотворила здесь эолову арфу, и не ее ли дивные звуки исторгали из сердца Оссиана вдохновенные импровизации — эпические и лирические поэмы, изливавшиеся под этими сводами на чистейшем гэльском языке? Да, мне хочется верить, что наш великий бард воспевал подвиги героев своего времени именно в этом подземном дворце, который до сих пор носит имя его отца Фингала… А теперь, господа, — добавил он, взглянув на часы, — полюбуйтесь волшебной декорацией!

Все обернулись.

«С этого места открывалась удивительная перспектива. Вода, вся обданная светом, не препятствовала видеть дно, из которого вырастали столбы, повернутые друг к другу разными гранями, наподобие мозаики. На боковых колоннах у входа отражалась бесконечная игра света и теней. Все это гасло, когда против отверстия пещеры останавливалось облако, подобно газовой занавеси на сцене театра. И наоборот, когда солнечные лучи скопом врывались в пещеру, преломляясь в кристаллах на ее дне, и оттуда, возносясь к своду, она начинала сверкать и светиться всеми семью цветами призмы.

А там, у входа, море набегало на первые столбы гигантской арки. И эта черная рама, похожая на бордюр из черного дерева, резко оттеняла красоту задних планов. Еще дальше во всем великолепии представал горизонт неба и воды, среди которой вдали на расстоянии двух миль виднелась Айона с белеющими развалинами аббатства».

Путники, охваченные экстазом, не находили слов, чтобы выразить свое восхищение. Но тут раздался свисток боцмана, призывающий пассажиров к лодкам. Поневоле пришлось вернуться к действительности.

Памятное путешествие завершилось двухдневным пребыванием в Глазго, где Жюль Верн посетил ткацкую фабрику, оснащенную механическими станками, «отцы» и «деды» которых вместе с паровой машиной Уатта положили начало промышленной революции в Англии.

Над городом постоянно висела дымовая завеса, куда более плотная, чем над «старой коптильней» Эдинбургом. Пропитанный гарью и копотью воздух, казалось, вгрызался в легкие. От шума, грохота, деловой суеты трудно было укрыться даже в «Королевском отеле», окна которого выходили на центральную улицу.

Глазго обязан своим возвышением торговым связям с Америкой. Предприимчивые «лорды Тобаго» [26] Остров Тобаго и рядом лежащий Тринидад (в Атлантическом океане, у побережья Венесуэлы) были захвачены Великобританией в 1797 году. основали здесь первые конторы по продаже виргинского табака, и они же построили лучшие кварталы города. Вскоре появились прядильные и ткацкие фабрики, работавшие исключительно на американском хлопке, а затем по берегам Клайда выросли металлургические заводы и судостроительные доки. Все это, вместе взятое, и составляло главную достопримечательность Глазго, города хотя и старинного, но, по сравнению с Эдинбургом, бедного историческими реликвиями.

Единственное яркое впечатление, отраженное в путевых заметках Жюля Верна — прогулка на пароходе от порта Глазго до выхода в открытое море из залива Ферт-оф-Клайд.

Еще раз обратимся к роману «Зеленый луч» (гл. четвертая «Вниз по Клайду»).

«Туристу надо быть очень привередливым, чтобы остаться недовольным путешествием по Соединенному Королевству. Компании путей сообщения повсюду предоставляют в его распоряжение великолепные транспортные средства. Нет такого тощего потока, маленького озерка, незначительного заливчика, по которым бы не скользили изящные пароходы. Не удивительно, что Клайд в этом смысле отличался большим благоустройством».

Комфортабельный пароход «Колумбия», с длинным корпусом, утонченным спереди и суженным в подводной части, еще издали выделялся кожухами колес, окрашенных в самые броские цвета, где золото соперничало с киноварью. Просторный спардек, уставленный скамьями и креслами с мягкими подушками, закрытый тентом с фестонами, окруженный балюстрадой, был превращен в настоящую террасу, где пассажиры могли наслаждаться и прелестными видами, и свежим воздухом.

Публики набралось немало. Тут были и целые семьи с обильным потомством — от младенцев до резвящихся школьников; и веселые, беззаботные барышни с флегматичными молодыми людьми; и неизбежные на любом пароходе духовные лица — в высоких шелковых шляпах, длинных сюртуках с прямыми воротниками и белых галстуках, покрывавших отвороты жилетов; и небольшая компания шотландских фермеров в праздничных национальных костюмах, с грустью вспоминавших, как легко было догадаться по выразительным жестам и обрывкам фраз, о добром старом времени, когда чистые горизонты Клайда не терялись за завесами заводского дыма, берега не оглашались тяжелой долбней паровых молотов, спокойные воды не мутились от работы нескольких тысяч паровых лошадиных сил…

Берега Клайда быстро перемещались от носа к корме «Колумбии», подобно полотнищам движущейся панорамы. Направо показалась деревня Патрик, лежащая при устье Келвина (по преданию, тут родился св. Патрик, которого ирландцы считают своим покровителем), затем — по обе стороны — обширные верфи, где строятся железные суда. Сколько тут слышалось лязга и грохота, сколько взвивалось клубов дыма и пара, так неприятно действовавших на уши и глаза шотландских фермеров!