Владимир Михайлов - День, вечер, ночь, утро

Минула вечность, когда Кира порывисто поднялась, чтобы взглянуть на часы.

- Нет, - сказал Александр, не открывая глаз. - Не беспокойся. Они предупредят - за четверть часа.

Она кивнула и отвернулась, не пытаясь объяснить, что ее интерес к прибору, измеряющему время, был вызван иной причиной: почему-то подумалось, что все сроки уже прошли, а Александр остался с нею и не случилось ничего страшного... На самом деле время, оказалось, шло гораздо медленнее. Александр обеспокоенно спросил:

- Ты обиделась? Но ведь я...

- Нет, нет, - устало проговорила она. - Хочется пить. - Она и в самом деле ощутила во рту какую-то горечь.

Он неохотно поднялся, затем Кира услышала шаги. Александр еще не успел отправить заказ, когда Кира, надев халат, показалась в дверях. Он подошел к ней и хотел обнять, но она отстранилась:

- Алька, подожди. Скажи: у тебя нет сомнений в том, что мы избрали правильный путь?

- Не понимаю, - проговорил он, настораживаясь.

- И я не понимаю, но что-то не так...

- Конечно, готовиться будет тяжело...

- Разве дело в этом? Работать я умею. И даже то, что новые знания там не пригодятся - тоже ничего: мало ли ненужных вещей мы запоминаем... Но... Вот: что же в том мире буду делать я?

- Ах, вот что! - Александр облегченно перевел дыхание. - Ну, найдешь занятие по вкусу.

- А мне по вкусу мое дело. Но там - окажется ли оно мне по силам?

- Ну... я полагаю, - сказал он без уверенности в голосе.

- Только искренне.

- Н-не знаю, - сказал он, ухватившись за мочку уха.

- А я почти уверена, что нет. То, о чем ты рассказывал, мне чуждо. Я вряд ли смогу, как ты говорил, дышать этим.

Александр почувствовал, что должен сказать сейчас что-то значительное и хорошее, чтобы все их планы не рухнули, опрокинутые непониманием. Но ничего не приходило в голову.

- Вечерами будем гулять, - вернулся он к самой спокойной из тем. - Ты и не узнаешь окрестностей...

- Да? - безразлично спросила она, но за кажущимся безразличием он почувствовал боль.

- Тебе неинтересно?

Кира вздохнула.

- Ну ладно, - сказала она, - все будет очень хорошо. Давай завтракать, время идет.

Они ели лениво и мало - у обоих сразу пропал аппетит. Почти полные тарелки одна за другой возвращались на диск и исчезали где-то в путанице пищевых коммуникаций. Александр налил вина и теперь задумчиво глядел на пузырьки; растворенный в вине газ улетучивался, и так же улетучивалось он чувствовал - взаимопонимание, которое совсем было установилось между ними. Этот процесс надо было прервать, пока он не зашел слишком далеко.

- Можно подумать, - сказал он, - что ты сомневаешься.

- Нет. Я вижу все, о чем ты рассказывал. Но этого слишком мало. Скажи еще раз: я нужна тебе - там?

- Говорю еще раз: нужна - даже не то слово.

- А какая?

- Что - какая?

- Какая я тебе нужна?

Он пожал плечами.

- Такая, какая ты есть.

Она рассмеялась, но смех этот был похож на рыдание.

- Но ведь такая я - здесь. А там?

- Ах, так это тебя смущает? Конечно, ты станешь на дюжину лет старше; но какое это имеет для нас значение?

Кира усмехнулась; конечно, она думала и об этих двенадцати годах, но главное заключалось вовсе не в них.

- Ты не угадал. Дело в том, что там ведь я не буду такой, как сейчас.

Он взглянул недоуменно.

- Я, наверное, разучился понимать тебя.

- Ну, зачем же так мрачно, - сказала Кира, улыбаясь, хотя губы плохо слушались ее. - Налей еще.

- Пожалуйста. Поставить музыку?

- А ты не привез ничего оттуда? Хоть бы послушать, что и как там исполняют...

- Нет, - он развел руками, - собирался наспех. Да ты скоро услышишь все на месте.

- Знаешь, - сказала она, - я не полечу, - и выпила вино.

- Ты...

- Я решила. Так будет лучше.

В наступившей тишине жужжание часов казалось оглушительным. Александр взял стакан и медленно водил пальцем по его верхней грани. Раздался печальный, пронзительный звон; стакан запел. Кира повела плечами.

- Что же, правильно, - сказал Александр почти беззвучно, глядя мимо нее. - Риск слишком велик.

- Не поэтому, - ровным голосом возразила она.

- Почему же?

- Не знаю... Это не нужно.

- Кому?

- Никому. Тебе.

- Ну, - запальчиво сказал он, - мне лучше знать!

- Ты просто не подумал как следует. Со мной тебе не станет легче. Вдвое тяжелее.

- С чего бы это?

- Очень просто. Ведь там я не смогу жить так, как здесь.

- Куда лучше!

- Ведь работать всерьез я там не сумею!

- Мало ли на свете дел? Главное - оставаться самим собой. Вот я, например.

- Нет, и ты тоже не тот. Совсем не тот.

- Ага, хуже?

- Нет. Но - другой. Да ты и сам знаешь... Ты привез туда открытие. А с чем приеду я? Мои дома не доживут до той эпохи. А начинать сначала в сорок лет - смогу ли я? Будут ли силы?

- Ладно! - Александр махнул рукой. Не станем дискутировать. Все решено и чудесно. - Он отвернулся, но не смог сдержаться: - Если бы ты по-настоящему любила...

- Молчи! Вот если бы я не любила - тогда я могла бы и не рассуждать об этом. Я ведь не очень честолюбива, и создать что-нибудь настоящее мне хочется в первую очередь не ради себя. Я полетела бы, не колеблясь: как-никак интересно посмотреть, что происходит там, в будущем. Будь ты мне безразличен, я не стала бы бояться, что тебе со мною станет тяжелее. А так оно и будет. Я чувствую, что моя вершина - еще впереди, и не хочу, чтобы нас обоих всю жизнь терзала мысль, что я ее так и не достигла. А там мне до нее не добраться.

- Да почему? - взорвался он и вскочил на ноги. - Почему? Как ты не понимаешь, что здесь тебе тоже будет недоставать меня, а там - вдвоем - мы станем вчетверо сильнее?

Кира молчала, и со стороны могло показаться, что она анализирует его слова, стремясь поверить им. На самом же деле она просто прислушивалась к голосу логики, и голос этот говорил ей то же, что и раньше. Через минуту она покачала головой:

- Такие - вдвоем - мы не станем сильнее. Наоборот...

- Чушь. Прости, конечно... - спохватился он и поставил бокал на стол, сильно стукнув донышком.

- Не будем спорить, Алька. Прекрасно черпать силы в любви: я - в тебе, ты - во мне. Но сколько этих сил понадобится, чтобы справиться со всем: с тоской о своем деле, своем времени...

- Хроностальгия, - проговорил он.

- Что?

- Так это называется. Болезнь. Тоска по своему времени, по своей эпохе. Но не есть ли это...

- Видишь, даже название есть...

- Я говорю: не есть ли это всего лишь неизбежная тоска о детстве, посещающая порой каждого? Но разве...

- Да, черпать силы в любви. Но, чтобы черпать, надо откуда-то браться этим силам? Я готова отдать тебе все, и если ради тебя надо лететь и погибнуть - я полечу без слов. Но не погибнуть, прилететь, быть с тобой и ощущать, как с каждым днем будет иссякать то, ради чего все сделано, это ужасно. Ведь у нас только и есть, что наше дело...

- Как оно может иссякнуть?