Михаил Михеев - Год тысяча шестьсот

2

Здесь дон Мигель сделал интригующую паузу, поставил локти на стол и взглянул на Клима многозначительно и задорно:

- Сейчас я расскажу вам про одно придворное событие, о котором вы ничего не знаете и не сможете узнать, так как ни один летописец к этой истории допущен не был. Надеюсь, воображение у вас хорошо работает, историк без воображения уже не историк, эта способность человеческого мышления по разрозненным сведениям восстанавливать целое - воистину неоценимая вещь. Итак. Среди прочих любовных приключений у короля был мимолетный роман с монахиней - прислужницей духовника герцога Оропесы, того самого Оропесы, который, как это тоже известно, станет впоследствии первым министром Испании. То, что девушка посвятила себя Богу, могущественного монарха не остановило. Она не была придворной дамой, и эта кратковременная королевская связь так и осталась бы в тайне, но...

- Понятно, - вставил Клим. - Опять родился ребенок.

- Да, родился. Самые секретные любовные истории весьма часто оставляют после себя такие заметные следы. Несчастная обесчещенная мать умерла после родов. Но мальчик остался жив. Как там с ним устроились, вот это неизвестно, граф-герцог Оропеса накрыл плащом тайны некрасивую историю. Он был дальновидным политиком, этот граф-герцог Оропеса, видел, как первого внебрачного сына дона Хуана прибрала к рукам оппозиционная партия, и сделал тонкий государственный ход. Он убедил Филиппа Четвертого незадолго до смерти составить завещание, удостоверяющее королевское

происхождение осиротевшего ребенка.

- Вот как! - удивился историк Клим. - И король такое завещание написал?

- Представьте себе - написал!

- Почему же о нем нигде не упоминается?

- Вы же сами сказали, что личные дела королей - самая ненадежная часть истории.

- А как же вы?.. Или это опять восстановление факта воображением?

- Не совсем так.

- Вы видели завещание?

- Нет, не видел. Но знаю, что оно есть. Здесь у меня были свои способы расследования.

И дон Мигель опять взялся за бутылку.

Клим невольно подумал: может, и на самом деле это старинное вино способствует фантазии дона Мигеля так живописно восстанавливать события далекого прошлого. Но тут он вспомнил только что увиденную сцену на экране телевизора, и это снова привело его в некоторое замешательство.

Он молча взялся за бокал.

- За какого короля пьете? - спросила Ника.

- Пока за королевского сына, - ответил серьезно Клим.

- Королевского сына, неизвестного история.

- Вот как! А каким же образом о нем узнали вы?

- Я и сейчас не знаю. Но вот дон Мигель...

- Ну-ну! - только и сказала Ника и перевернула следующую страницу книги кавалера де Курси.

- Интересуется королевским сыном, - пояснил Клим дону Мигелю.

- Естественно! - согласился тот. - Кого бы не заинтересовала такая романтическая история. Восстанавливая ее из случайных сведений, можно предположить, что далее герцог Оропеса действовал вполне последовательно. Трудно только ответить, что им руководило: или простое человеческое сочувствие к осиротевшему ребенку, или желание иметь в запасе пусть незаконнорожденного, но тем не менее - королевского сына для дворцовой игры. Но так или иначе, опытный политик, он понимал, что нет такой тайны, которая рано или поздно не просочилась бы наружу, поэтому решил спрятать королевского сына подальше от опасных дворцовых интриг. И ребенка вообще увезли из Испании в далекую колонию на Ямайке, в веселый флибустьерский город Порт-Ройял. А тут Англия отвоевывает у Испании Ямайку, и следы королевского сына теряются надолго. А пока история Испании идет своим чередом. Как известно из учебников - царствование Карла Второго было самым несчастным для страны. Испания теряет все свое былое могущество. Вокруг королевского трона идет непотребная возня. Кто только не правит страной от имени слабохарактерного короля, тут и мать-королева, и ее духовники-фавориты. Какое-то время пытается что-то сделать и герцог Оропеса на посту первого министра. Но вот и ему дают отставку в 1691 году. И тогда, спустя тридцать лет, он решает отыскать королевского сына, привезти его в Мадрид... а там, как повезет. Авантюра могла стоить герцогу головы, но он решил рискнуть. В Порт-Ройял отправляется корабль. Капитану дается секретное поручение и государственное письмо. Роковым летом 1692 года корабль прибывает в Порт-Ройял... и тут... землетрясение и морская волна уничтожают флибустьерский город, и вот тогда следы королевского сына теряются для истории навсегда.

- Понятно, - кивнул Клим. - Понятно, почему вы заинтересовались подводной археологией.

- Конечно, - подтвердил дон Мигель. - Поэтому, когда экспедиция отправилась на Ямайку, я попросил их взять меня с собой. Это был единственный случай - моя яхта отправилась в столь длинное путешествие, что потерял берег из виду. Но до Ямайки менее трехсот миль, через двое суток мы были на месте - я даже не успел заболеть морской болезнью. Археологи начали свои поиски в бухте. Я - тоже. Только они разыскивали останки погибшего города, а я - следы сына Филиппа Четвертого. Один раз наши дороги пересеклись...

- Догадываюсь. Читал в журнале. Археологи подняли со дна ящик с монетами и гербом Филиппа Четвертого на крышке.

- Да, да? Тот самый случай. Они нашли также и часы. Золотые часы с циферблатом, выполненным узором из серебряных гвоздиков. В лаборатории определили, что это часы амстердамского мастера Поля Блонделя, а по следам, оставленным отсутствующими стрелками, узнали время, когда они остановились: 11 часов 40 минут - это было время гибели Порт-Ройяла. Потом экспедиция уехала, а я упрямо остался. Нанял лодку, рабочего, двух местных водолазов. Глубины там небольшие, правда, много тины на дне. Мы ничего не нашли. Только однажды, я сам лично, копаясь среди развалин - похоже, церкви - возле самого берега, где и воды было по колено, поднял из тины вещицу, облепленную ракушками. Это оказалась большая медаль на цепочке. Простая безделушка. Правда, старинная и золотая. С чем и вернулся обратно на Кубу. Хочу показать медаль в музее специалистам. Пусть определят, чья она и откуда.

Дон Мигель сунул руку в ящик стола и положил перед Климом свою находку.

Формой и размерами медаль напоминала большие карманные часы с цепочкой. Одна сторона была гладкой, на другой проглядывались затертые видимо, медаль долго носили под одеждой - следы, похоже, какого-то герба. Глубокая царапина, как бы прорезанная резцом, пересекала медаль, обрываясь на краю. Долгое пребывание в морской воде не оставило на поверхности каких-либо следов.

Клим уважительно постучал по медали пальцем.

- Благородный металл! - сказал он.

- Покажи, - попросила Ника. - Золото?