Журнал «Если» - «Если», 2012 № 05

Старый боцман загрустил было, но опомнился.

— Давно это было, сынок. Еще твой батюшка был в небесах безгрешной душенькой и приглядывался, в какое бабье чрево вселиться…

Георг с любопытством разглядывал толстый серебряный перстень, надетый на палочку. Узнать в причудливой загогулине женскую фигуру было мудрено. Он не сразу вспомнил, что «северными девами» в Абенау называют хвостатых сирен, а рисуют их так, что задранный раздвоенный хвост торчит у «девы» за спиной, образуя над плечами нечто вроде крылышек. Но дядюшка Сарво был прав — такой перстень уж ни с чем не спутаешь.

— Если так, то дядюшка Матти с этим сокровищем добровольно бы не расстался, — сказал Георг. — Он ведь даже не носил перстень, а где-то прятал.

— Поди поноси, когда пальцы распухли и стали хуже клешней, — возразил старый боцман. — У него эта болезнь завелась от сырости. Анс свой перстень тоже не носил, тоже прятал. Но он мне сказал как-то, что хочет лечь с этим перстнем в могилу. И надо же — уезжая, кто-то из них потерял такую памятную вещицу…

При этих словах дядюшка Сарво как-то туманно посмотрел на Георга.

— Да, мне тоже кажется, что перстень из повозки выбросили нарочно, — ответил на взгляд Георг. — Что-то этим наши старички хотели сказать.

— Давай думать, сынок. Но сперва заплати-ка пару грошей Вильгельму Отто. А перстень мы заберем.

— Как это заберете?! — возмутился сторож.

— Очень просто, — дядюшка Сарво снял находку с палочки и с трудом надвинул на толстый палец. — Заразы в нем никакой нет. Это и мальку глупыша ясно. Потому его и выбросили, чтобы простак вроде тебя подобрал да по всему Гердену раззвонил. Рано или поздно про перстень бы услышали те, кто помнит его историю. Говоришь, в Северные ворота их увезли? И среди ночи ворота для повозок отворили?

— Да. А двух грошей мало, — заявил сторож.

— Дай ему, сынок, третий грош, и пусть угомонится.

Потом дядюшка Сарво взял курс на кабачок «Мешок ветра», велев Гансу идти следом с клеткой.

— Привыкай, детка, — так он сказал. — Сегодня я еще не дам тебе напиться, но однажды ты по-настоящему надерешься до свинского образа под моим бдительным руководством. Ты должен знать, что это такое. А господин Брюс должен знать, каков ты во хмелю. Потому что через два года капитан Гросс уступит место капитану Брюсу.

Георг улыбнулся: он не только дни, а даже часы считал до этой заветной минуты.

— Но я к тому времени окажусь уже в герденской богадельне. Ты будешь приходить ко мне, сынок?

— Не говори глупостей, дядюшка Сарво, — одернул его Георг. — Всякий раз, заходя в Герден, буду приходить к тебе и звать тебя в «Мешок ветра». И диковины буду тебе привозить. Помнишь, как мы выменяли свенскую лодку из тюленьих шкур на бочонок пальмового вина?

— Не вздумай привозить пальмовое вино — оно мне не понравилось.

В «Мешке ветра» Георг взял себе и боцману по кружке пива, Гансу — портера, который даже невинным девицам пить дозволяется. На закуску спросили копченого угря, серого хлеба с тмином, горячих яичных лепешек.

Владелец кабачка Эммерих Адсон был когда-то судовым коком, но служил на военном судне и стряпал для господ офицеров. Про него рассказывали, что, когда его линейный корабль выходил из порта, на верхней палубе всякое свободное местечко бывало занято клетками с курами и гусями, а на носу он мог устроить загородку для поросят. Он знал дядюшку Сарво с незапамятных времен. Не то чтобы он уважал боцмана — не может человек из семьи южных Адсонов уважать варвара с островов. Скорее, он покровительствовал дядюшке Сарво, как аристократ — добропорядочному плебею. А вот по отношению к Георгу Брюсу он сам был неумытым варваром — капитаны Брюсы уже лет двести командовали Адсонами на море и на суше. Поэтому приглашение Георга присесть к столу Эммерих принял поспешно и даже с той суетливостью, которую полагал признаком хорошего тона.

— Что знаете вы, любезный герр, о заразной хвори в матросской богадельне? — напрямую спросил Георг.

— Ее могли гости притащить. Незадолго до того приходил «Святой Андреас», доставил вино, сушеные фрукты, железо, медные листы. Мы тут всех перебрали — не иначе оттуда кто-то в богадельню приходил. «Святой Андреас» всего два дня стоял у пирса. А все эти курага, финики, инжир — с юга. Оттуда только и жди хвори.

— И куда делись курага и финики с инжиром? — спросил дядюшка Сарво.

— Роллинген все забрал. Это для него и привезли.

— Значит, Роллинген сейчас торгует заразой? — удивился Георг. — И никто во всем Гердене ее не подцепил?

— Вот потому и не подцепил, что у Роллингена отказались брать сушеные фрукты. Он весь груз и увез куда-то в сторону Зеберау.

— Вот мерзавец! — возмутился боцман. — Значит, только в богадельню заразу принесли. И что, скоро она проявилась?

— Сразу, — ответил кабатчик. — Днем я видел старого Матти. Он очень бодро шел по рынку. Он еще и бегает почище любого молодого.

— С чего это старый хрыч вздумал бегать?! — дядюшка Сарво не то чтобы просто удивился, а у него глаза на лоб полезли.

— Я так полагаю, не хотел с герром Горациусом встречаться. Я как раз выбирал в овощном ряду капусту и видел: Матти, заметив Горациуса, повернулся и поскакал, как молодой козел. Чего-то они, видно, не поделили. Может, Матти пытался выпросить у Горациуса, чтобы кормили лучше.

— Не тот он человек, чтобы ходить в магистрат попрошайничать, — возразил боцман.

— Но герр Горациус сам был в богадельне. Что-то он там проверял. Может, тогда и повздорили, — предположил Адсон. — Я только то знаю, что днем видел Матти, а ночью всех из богадельни увезли.

Кабатчик не рассказал бы всего этого, но он видел, что Георг Брюс не просто так молчит, а слушает очень внимательно — значит, дядюшка Сарво ведет расспросы по его приказанию.

Георг был еще очень молод — что такое двадцать лет для моряка? Он и помощником капитана служил всего полгода — родня уговорилась с Гроссом, чтобы тот готовил себе достойную смену, и хорошо заплатила: дочка Гросса и ее муж смогли купить домик, на который давно положили глаз, в рассрочку, с ничтожным процентом. Через два года в этом домике поселился бы и Гросс, нянчил внучат, баловался резьбой по дереву. Так что Георг Брюс в силу молодости, приятной внешности и спокойного характера был общим любимчиком — и родня о нем заботилась, и капитан Гросс с ним возился, и даже дядюшка Сарво, которому нелегко было угодить, признал в нем будущего капитана. Правда, боцман собирался списаться на берег, вот только сходит в последний раз в Вердинген повидаться с сестрой, а из Вердингена — прямым ходом в герденскую богадельню. Но матросы с «Варау» слышали об этом еще года четыре назад, и ничего — как-то обходилось.