Журнал «Если» - «Если», 2012 № 05

— Сай! Сай!

Голосок детский, а из пасти летят кровавые брызги и ошметки лошадиного мяса.

Корова глухо, с придыханием замычала. По всему было видно, что она устала бродить по колючим кустам в этом неприветливом лесу, хочет домой, а зовущие голоса уводят ее прочь от родного хлева.

— Отходим к корове! — скомандовал Торлиг.

Странная команда, небывалая в прежние времена, когда никто представить не мог, чтобы ильен с заговоренным мечом крутил колеса повозки или сражался бок о бок с беглым мужиком. Но сейчас все понимали: корова давно бродит по бесовскому лесу, а дьяволы не трогают ее. Значит, есть нечто, не позволяющее им настичь добычу.

— Сай, Зана, сай!

В эту минуту можно было ожидать разве что появления новых бесов, спешивших на поживу, но из кустов выломился мальчишка, такой же грязный и ободранный, как и его корова.

— Зана, вот ты где! Я тебя по всему лесу ищу!

Лишь затем взгляд его остановился на картине побоища.

— Вы что здесь делаете? А ну, кыш отсюда! Кыш, кому говорю!

Мальчишка взмахнул прутиком, зажатым в кулаке, и лесные демоны, каждый из которых мог бы перекусить его пополам, кинулись врассыпную. Тот, который пострадал первым, пытался схватить отрубленную лапу, но неумолимый Пухр саданул дубинкой по кровоточащей культе, и калечный дьявол убрался восвояси, ничего не получив. Конечно, потерянная лапа отрастет заново, но это будет не скоро, а если бы отрубленное удалось унести, то за пару дней дьявол прилизал бы конечность на прежнее место. Бесы — твари живучие.

Дьявол с перебитым хребтом уполз едва ли не быстрее своих товарищей. Уж с этим все будет в порядке: отыщет подходящую корягу, отлежится и снова примется разбойничать. Зато бес, лишившийся головы, уполз с превеликим трудом, слепо тыркаясь в кусты и кочки. Отрубленная башка осталась валяться в траве. Она вращала глазищами, скалила пасть и хищно щелкала зубами, но все знали, что через несколько часов она издохнет. Голову на место не прилижешь никак, да и нечем. А если повезет, то и весь остальной дьявол издохнет, не успев отрастить новую башку.

Мальчишка, так лихо разогнавший стаю самых страшных на свете существ, подбежал к своей корове, обхватил за шею.

— Ну что, дуреха? Кому поверила, куда убрела? Вот попалась бы настоящему медведю, он бы тебя живо освежевал.

Торлиг приблизился к мальчишке, склонил в поклоне гордую голову:

— Спасибо тебе. Выручил.

Мальчишка оглядел побоище, взъерошенных, залитых кровью людей, накренившуюся повозку, лошадей, двум из которых уже никогда не встать на ноги…

— Как вас сюда занесло? Тут чужим делать нечего. Из Ношиха бежите?

— Мы идем в Ноших из южных земель. Говорят, Ноших держится, варвары не смогли его взять…

— Ага, держится, как же. Горел так, что отсель видать было. А уж народу оттуда бежало — страсть. То-то бесам пожива!

— Постой, я вижу, ты местный. Вы-то как же уцелели?

— Что мы? На отшибе живем, наш колокол ниоткуда не слыхать. И сеньора у нас нет. Так и живем с бесами в обнимку. Зато нас и набежники не нашли. Ноших они пограбили, колокола перебили. А в лес соваться даже не пытались. Видать, ученые, знают, что с ними тут будет. Это тебе не по тракту гулять.

— Теперь и по тракту нежить как у себя в чаще ходит. Ни единого колокола не осталось… одно название, что Колокольный тракт.

— Выходит, людскому роду конец, — рассудительно сказал мальчишка. — Нам об этом еще проповедник рассказывал. Замолкнут, говорил, колокола, придут бесы, а людям наступит гибель. Бродячий проповедник. Три дня у нас гостевал, а потом дальше пошел. Только от нас идти некуда, так его в лесу и съели. Не любят у нас чужих.

— Их нигде не любят.

— Коли знаете, чего пришли?

— Говорю же, в Ноших пробирались, думали, там все в порядке.

— Так и шли бы в Ноших.

— Хотя бы до деревни ты нас проводишь?

— А вы там приметесь мечами махать да народ грабить? Нет уж, идите, откуда пришли.

Объяснять, говорить не имело смысла. Мальчишка явно не умел мыслить за пределами своей коровы. Но он был здешним, он был защитником, и забывать это непростительно. И Торлиг продолжал уговаривать:

— Ты сам посуди, ежели мы вам что худое сделаем, кто людей в другой раз от лесных демонов оборонит?

— Вот уж чего не знаю. Те, которые из Ношиха беженцы, теперича плачут, а прежде приходили и грабили. И колокола снимали. Раньше тут много деревень стояло, а ныне одна наша осталась, да и то потому что не достать.

— Ты пойми, дело общее. Люди выжить смогут, только если друг за друга держаться будут.

— Да не за нас вы держитесь, — неожиданно зло крикнул мальчишка, — а за наш колокол!

— Без людей, что под ним родились, колокол нам не поможет. Вы сейчас единственные защитники от бесовских сил.

— Так я и не говорю, будто вы нас всех перебьете. Вы на мужицкую шею сядете. Мы это оченно хорошо понимаем. Один такой уже пришел из Ношиха со своей ватагой. Убить покуда никого не убил, только они скот принялись резать! Думаете, почему стадо в такой глухотени пасти приходится? От знатного ильена спасаемся… Да и ты не лучше, вон у тебя колокольцев на мече сколько! Небось спишь и видишь, чтобы сеньором в нашей деревне сесть. Тебе волю дай, ты все под себя подгребешь!

— Не подгребет! — неожиданно вмешался в разговор лохматый Пухр. Он вышел вперед и остановился, опершись о свою дубину. — Знаешь, кто с тобой говорил? Младший иль Вахт, сын наместника юга. Ему ваша деревенька без надобности, у него во владении деревень было больше, чем у тебя вшей в голове. И ничегошеньки не помогло. Так что он теперь ученый, зарекся под себя подгребать. А я в одном из поместий Бахтов холопом был. Убегал из холопского ярма, от родного колокола бежал. Поймали. Драли смертным боем и клейма ставили. — Пухр засучил рукав, и Торлиг увидел на предплечье мужика выжженный знак — колокол Бахтов.

Парнишка хотел что-то сказать, но Пухр не дал.

— Молодой господин обо мне, поди, и не слыхал, — продолжил он. — Бил да клеймил палач, а приказывал ему управляющий. Того потом повесили на собственных кишках. Это когда желтоглазые вторглись. Мужики взбунтовались и все обиды припомнили. А после сообразили, что не следует перед общим врагом старые вины поминать, да поздно было. Желтоглазым разницы нет, они всех без разбора порезали. И колокола побили. Тоже не по уму, так ведь им тут не жить.

— И что? Разгром твоему ильену ума прибавил?

— Прибавил. Это молодой господин меня не знает, а я его сразу признал. Три дня за отрядом крался, дубинку вот вырезал на ильенскую голову. А потом посмотрел, как он повозку из грязи вытаскивает, подошел и рядом впрягся. Потому что не время старыми обидами считаться.

Мальчишка по-прежнему глядел недоверчиво, и Пухр быстро добавил: