Журнал «Если» - «Если», 2012 № 05

Машинально он перевел взгляд на хронометр: одиннадцать тридцать две, надо устраиваться на ночлег, чтобы, как только развиднеется, двинуться дальше, вот только гасить ли костер…

…что-то сидело в мозгу холодной острой занозой.

Гасить ли костер… двинуться дальше, как только рассветет… взглянуть на хронометр…

Он вновь опустил взгляд к запястью. Этого не может быть.

Ведь пеленг не выключается.

Это предусмотрено, там стопроцентная защита от всего.

От удара, от попадания воды.

Определиться по расположению звезд? Но портал откроется ранним утром, звезды погаснут. Компас? Он, конечно, знал расположение колонии относительно портала и маяка, хотя магнитный полюс тут чуть сдвинут, но это не важно, как бы он иначе туда вышел. Одно дело — обнаружить поселение на полторы тысячи жителей у берега реки, другое — следуя из этого поселения, найти одну-единственную точку в лесной чаще. Ну что бы стоило техникам прицелиться получше? Нет, ерунда, точное наведение невозможно, и они целились наверняка так, чтобы портал не открылся прямо в реке.

То есть он знал примерно, куда идти.

Примерно.

Быть может… морок, чушь, но он мог заблудиться гораздо основательнее, чем ему сейчас казалось. Этот ручей… Тогда он точно не успеет к тому времени, когда портал откроется. Это не страшно, будет контрольное окно, через сто двадцать восемь часов. Он может вернуться в поселение, хотя там сейчас ему не будут рады.

И что, он сумеет починить пеленг?

Ни разу за всю историю полевых инспекций, вообще за всю историю переброса не было случая, чтобы отказал пеленг. Это первое, о чем позаботилась группа техподдержки. Пеленг и маячок — то, что не может отказать в принципе. Потому что удерживать портал открытым более пяти минут не просто расходно. Это мегарасходно. И для исследовательских групп главное — выйти на место аккурат к открытию портала. Это для поселенцев, ради переброса поселенцев портал держат долго, потому что слишком многое поставлено на карту. И ради эвакуации, если получается хоть кого-то вытащить, — до тех пор пока последний спецназовец не даст отмашку, мол, можно закрывать. И то, ооновские счетоводы грызут все сильнее и требуют прикрыть проект. Он слишком, слишком затратный. И, похоже, бесперспективный. Хуже того, безнадежный.

Да, так вот, пеленг. Еще есть такой шанс, что пеленг в порядке, отказал маячок. Но, во-первых, это тоже невозможно, во-вторых, огонек пеленга тогда просто метался бы по кругу, прыгая с риски на риску, а не погас бы совсем…

Может, в хронометр проникла вода? Бред, он не просто водонепроницаемый, он суперпуперводонепроницаемый.

Или, выбираясь, он ударил корпус о камень? Тоже бред. Это противоударный хронометр. Это очень противоударный хронометр.

К тому же, чтобы вернуться в поселение, ему придется пересечь ручей.

Он больше не хотел пересекать этот ручей.

«Сколько вам идти до маячка? Двадцать каэм? По их лесу… Что ж, с богом».

Захар отпустил меня, поскольку знал, что я не дойду. Потеряю ориентировку, забреду в зыбучие пески, останусь без провизии, погибну в девственных лесах этого мира.

Но не в силах же Захар изменить течение реки? Раскроить овраг в том месте, где его не было раньше?

Поломать хронометр, в конце концов? Никто не мог поломать хронометр — он ни на миг не снимал его с запястья. Да и вообще, не так его просто поломать. Невозможно, если честно.

Но вот на что Захар, или Ханна, или кто-то еще, на что они способны? Психи хитры. Они могли, скажем, подсыпать что-то в еду, в воду. Эти Ханины грибочки. Очень вкусные, кстати, грибочки. Повредить психику легче, чем сломать хронометр. Даже тренированную психику. И он, подстегиваемый галлюцинациями, потерял направление. Пошел не туда. Внушение?

Может быть.

Управляемое внушение?

Значит, в поселение ему тем более нельзя возвращаться.

Стоп, пока пеленг не отказал, он шел по пеленгу? Как можно запрограммировать человека, чтобы он не видел пеленг? Или шел не туда, куда пеленг указывал?

Самое очевидное — по той же линии, по линии пеленга, но в противоположную сторону.

Это возможно? Честно говоря, кто его знает. Сам бы он еще полчаса назад с уверенностью сказал, что нет.

Но показания компаса соответствуют показаниям пеленга, так?

Он сжал голову руками, словно пытался удержать разбегающиеся мысли.

Если это психотропное средство, организм должен его вывести. Его учили владеть собой. Он хорошо тренирован. Он справится.

Предположим, сейчас пик. Ну да, есть средства, чье воздействие индивидуально, а однократный прием может дать неожиданные рецидивы и вызывать эпизодические галлюцинации несколько десятков часов спустя. Производные ЛСД, например, действуют именно так. Но это ничего, это не страшно. Он будет готов.

Если он станет подкрепляться только тем, что входит в НЗ, в том числе и водой в запаянных жестянках, повторного отравления он, скорее всего, избежит, а препарат выведется естественным путем. Нужно только не паниковать, не метаться. Если он не успеет к порталу сейчас, он выйдет ко второму контрольному переносу. Если нет…

Ну вот, предположим, если нет.

Тогда он возвращается назад, в поселение не идет, а держится поблизости и наблюдает. И спецназ сбросят не две недели спустя, как он обещал Захару. Его сбросят сразу. Потому что, когда полномочный инспектор не возвращается, — это ЧП.

У него, конечно, будут неприятности. Поскольку связно объяснить, почему он не вышел к порталу в контрольное время, он не сможет. Но неприятности — это, в конце концов, поправимо. Его не уволят, никого не увольняют из Проекта. Просто переведут на какую-то рутинную, скучную должность.

Так что самое разумное сейчас — просто не трогаться с места. До утра он все равно никуда не собирался двигаться. А за это время действие наркотика должно ослабеть. Кстати, среди вещей должна быть аптечка. Разумно ли ввести себе антидот или, учитывая, что реальность, которую он наблюдает, изменена, лучше не рисковать?

Он положил пальцы правой руки на запястье левой — пульс был ровным. Ни тахикардии, ни брадикардии, ничего.

Уцелевший ботинок лежал, отвернув от огня темный зев голенища. Его придется оставить тут, и двигаться босиком. Сколько километров босиком?

Он не знал.

Мохнатые ветки сосен размазались по страшному, пылающему нестерпимо яркими сгустками звезд небу. Пламя костра метнулось и опало, треснуло полешко, рассыпав из черного нутра багровые и шафрановые бархатные угли.

Глупый мальчишка…

Он вздрогнул. Голос был не совсем голосом и шел ниоткуда, со всех сторон, вместе с шумом сосен и сухими выстрелами сучьев в костре.

Непослушный, глупый мальчишка…

— Вас нет, — крикнул он, запрокинув лицо к черным кронам, — вы моя галлюцинация!