Лиланд Модезитт - Инженер Магии (Отшельничий остров - 3)

- Мне сейчас тяжело взять клинок в руки, а не то, чтобы изготовить его, - поясняет Доррин. - Вот почему я использую посох.

- Ты используешь его так, что клинок тебе вряд ли нужен, - сухо замечает купец.

- Не знаю, - беспомощно повторяет Доррин. - Могу только подумать.

- О большем мы и не просим, - говорит Джаслот, глядя Доррину в глаза. - Может, подумаешь заодно и о вступлении в Совет?

- Я? Не думаю, чтобы я соответствовал требованиям...

- Если пока и нет, то это ненадолго. Я заметил, что в твоем новом доме есть помещения, предназначенные под склад.

- Ну, свободное место никогда не помешает, - говорит Доррин, не желая объяснять, что склад предназначается для Лидрал. - Но становиться купцом я не собираюсь.

У него и впрямь нет ни малейшего намерения заниматься торговлей.

- Неважно, - Джаслот улыбается и встает. - Так или иначе, мы надеемся на твою помощь. Зима нынче холодная, но мне впервые в жизни хочется, чтобы она тянулась подольше. Грустно, когда приходится бояться весны и надеяться на долгую стужу. Всего доброго, мастер Доррин.

- Свет... - бормочет Пергун после долгого глотка пива. - Этот расфуфыренный щеголь говорил с тобой так... так, будто ты более важная шишка, чем он сам. Да кто же ты все-таки такой, Доррин?

- Я - это я. Иногда кузнец, иногда целитель, а иногда... иногда и сам не пойму. Ладно, мне пора иди.

- А я еще посижу немного, пиво допью, и вообще... - тянет Пергун. Куда мне идти? У Хеммила холоднее, чем в леднике. У Геббы, - он указывает пальцем на рыжебородого малого, играющего в углу в кости, - есть повозка. Он меня подбросит.

Пергун берет кружку и направляется в тот угол, где идет игра.

Сев в седло, Доррин едет по раскисшему снегу к мосту, присматриваясь к ближайшим домам. Еще не поздно, однако почти все окна темны, а если где и есть свет, то тусклый, какой может давать единственная свеча или плошка. Да и дым, несмотря на холод, поднимается лишь из немногих труб.

Цена на пиво выросла вдвое. Холодно и темно, однако люди почти не зажигают ни очагов, ни ламп. И при этом Джаслот молится о долгой зиме.

За мостом дорога схвачена морозцем, а сугробы по обе ее стороны высотой чуть ли не по пояс. А вот огней в придорожных домах так же мало.

Подъезжая к холму, откуда начинается подъем к его дому, юноша ежится при мысли о том, скольких людей в Спидларе погубит долгая, холодная зима... и ранняя весна.

XCVII

Доррин идет по тропке, которую проложил в снегу между своим домом и домом Риллы. Утром опять шел снег, и сейчас ветерок гонит поземку поверх утоптанного наста. Над головой нависают тяжелые серые тучи, однако нового снегопада пока не предвидится.

Юноша оглядывается на кузницу - предполагается, что Ваос мастерит там сейчас полку для инструментов - и улавливает над дымоходом дрожь подогретого воздуха. Стало быть, огонь разожжен.

У Риллы все как обычно. Какая-то толстая старуха с покрытым красными пятнами одутловатым лицом заходится в надрывном кашле, а когда приступ кончается, пытается отдышаться и хрипит, словно вместо легких у нее неотрегулированные мехи. Человека, сгорбившегося рядом с очагом, бьет озноб, хотя он находится вблизи огня и кутается в несколько рваных одеял.

Эти люди Доррину незнакомы, а вот стоящих в углу худенькую женщину и ребенка он узнает прежде, чем Фриза успевает спросить:

- А сегодня ты покажешь лошадку?

Девочка делает шаг ему навстречу, продолжая одной ручонкой держаться за линялые брюки матери. Мерга одета в пастушью овчину, такую же как у дочери, но более вытертую и рваную. Лицо ее кажется еще более изможденным и печальным, чем обычно, однако следов побоев ни у нее, ни у ребенка нет. Женщина смотрит в дощатый пол, стараясь не встречаться с Доррином взглядом.

- Выпей-ка вот это, - говорит между тем Рилла толстухе.

- Фу, как гадко воняет, - кривится та.

- Ты часом не хочешь выхаркать свои легкие? - урезонивает ее целительница.

Рилла подходит к Доррину и, покосившись на Мергу с Фризой, говорит:

- В последний снегопад Герхальм ушел из дому, а вчера Асавах нашел его тело.

- Но почему? Неужели он ушел навстречу бурану только потому, что потерял возможность бить свою жену? - тихо, чтобы никто не услышал, спрашивает юноша.

- Герхальм работал, когда ему было велено, делал только то, что ему велели, и получал ту плату, какую хозяин считал справедливой. Он зависел от погоды, от урожая, от настроения хозяина, от всего...

- Ты хочешь сказать, что этот малый был не властен над собой и в его воле находились только его жена и ребенок. А когда и погода, и урожай, и, соответственно, настроение хозяина стали такими, что хуже некуда, а я отнял у него возможность помыкать близкими, ему больше не захотелось жить?

Рилла кивает.

- Беда в том, что Мерге теперь некуда податься. Она не настолько крепка, чтобы работать в поле.

- Тьма! - восклицает Доррин, понимая, что матери и ребенку грозит голодная смерть. - Что же делать?

- Вообще-то мне говорили, что Мерга неплохо готовит и могла бы стать кухаркой. Она и была в услужении, пока не понесла от Герхальма.

- Я просто не... - сокрушенно бормочет Доррин. - Попробую что-нибудь придумать. Только вот...

Его прерывает громкий, настойчивый стук. Старая целительница подходит к двери и впускает плотного мужчину в длинном плаще из синей шерсти.

- Могу я видеть целителя, господина Доррина? - спрашивает он, снимая свою шляпу затянутыми в кожаные перчатки руками.

- Это он, - отвечает Рилла, указывая на юношу.

- Мастер Доррин? - обращается к нему мужчина, не глядя на остальных присутствующих.

- Да, это я.

- Меня зовут Фанкин, я работаю у купца Финтала. Его жена заболела - у нее сильный жар и что-то вроде воспаления. Господин Финтал просит тебя незамедлительно ее осмотреть.

Слова купеческого подручного вежливы, но звучат натянуто: чувствуется, что ему велено быть учтивым и он выполняет хозяйский наказ.

Стоящая за спиной Фанкина Рилла кивает и со значением указывает на поясной кошель.

- Мне потребуется немного времени. Я должен закончить здесь и собрать кое-какие снадобья, которые могут понадобиться твоей хозяйке. Ты можешь подождать здесь или...

- Я подожду у двери.

Доррин поворачивается к Мерге и Фризе.

- А лошадку покажешь? - снова спрашивает девочка. У Доррина пересыхает во рту.

- Я слышал, у вас несчастье... время тяжелое... мне так жаль...

- Ты сделал то, что считал наилучшим, мастер Доррин. Лето прошло неплохо, и мы уже надеялись... - Мерга качает головой, и глаза ее наполняются слезами.

- Я, - бормочет Доррин, - мог бы взять кухарку и служанку, только вот... с деньгами у меня... разве что за крышу и стол...

Покрасневшие глаза Мерги ловят взгляд Доррина:

- Я не приняла бы предложения, сделанного из жалости, но... - мать умолкает, глядя на темноглазую девочку.