Евгений Войскунский - Аландские каникулы

С кормы доносится смех Марты. И еще что-то вроде икоты — это Вейкко так смеется. Смотри-ка, ей удалось разговорить этого твердокаменного финна.

А у него, Новикова, почему-то не клеится разговор с Витькой.

— Как у тебя в школе? — спрашивает он. — Математика легко дается?

— Особых трудностей нет, — отвечает Витька, глядя по сторонам.

— А как отношения с товарищами?

— Товарищи есть товарищи… — Витька слегка пожимает плечами.

Некоторое время Новиков размышляет над его ответом. Он знает, что у Витьки в этом семестре была драка. Из-за чего — Марта так и не дозналась. И в кого он такой упрямый? Наверное, в Марту…

— Посмотри, — говорит Витька, — сосны торчат прямо из скалы. Разве деревья могут расти без земли?

Оранжевое предзакатное солнце выплывает из облаков — будто из дырявого мешка вывалилось — и мягко золотит шхеры. На севере вечера длинные-длинные — как тени от этих сосен, лежащие на воде. Яхта, покачиваясь, перерезает тени и выходит на плес. Здесь прыгают на зыби солнечные зайцы, и ветер пробует штаги и ванты на звонкость, и Марта кричит с кормы:

— Алешка, откренивай!..

У Марты уже в руках румпель и шкоты. Однако, быстро идет приручение Вейкко… И, как бывало когда-то, Новиков, держась за ванту, вывешивается за борт, и яхта красиво делает поворот оверштаг, огибая белый конус поворотного знака.

Серебристо-розовая рыбина медленно плыла вперед и немного вверх, пошевеливая плавниками. Новиков пошел за ней, осторожно поднимая ружье. Треска, что ли, подумал он, да какая здоровенная, около метра. Ну, на этот раз я не промахнусь!.. Он прицелился, и в этот момент рыба, будто почуяв неладное, метнулась в сторону скалы. Ах, чтоб тебя! Новиков оттолкнулся от каменистого грунта и поплыл к скале, темно-зеленой и скользкой от мха. Обогнув ее, остановился. Темно, как в ущелье. Ущелье и есть, только подводное. Разве тут увидишь рыбу? Косыми светлыми штришками промелькнула стайка салаки. Новиков медленно поплыл вперед, раздвигая рукой водоросли. Уж очень ему хотелось всадить гарпун в эту треску. Смешно сказать: вот уже неделя, как они на Аландах, каждый день уходят под воду — и ни одного удачного выстрела.

Новиков оглянулся — и все похолодело у него внутри: Витьки не было видно. Обычно он следовал за отцом, только под этим условием — не отставать ни на шаг — Марта разрешила ему подводные прогулки. И вот Витька исчез.

— Витя!.. — крикнул Новиков.

Тишина. Только слабое потрескивание в шлемофонах — обычный шум помех.

— Витька!..

Новиков рванулся из ущелья, выплыл из-за скалы, огляделся. В зыбком полумраке не было видно Витькиного гидрокостюма. У Новикова перед глазами все поплыло, смешалось, остался лишь черный клубящийся страх. И еще — мгновенное видение: он выходит из воды, выходит один, и Марта, загорающая на крохотной полоске пляжа, поднимается ему навстречу, и в глазах у нее…

Новиков мотнул головой.

— В-и-ть-к-а!..

И весь напрягся. Но в шлемофонах лишь коротко продребезжало. Снова крикнул и опять услышал, словно бы в ответ, металлическое лязганье. Так повторилось несколько раз. Новиков подплыл к якорному канату, уходившему наверх, к яхте, посмотрел на желтоватое днище с красным килем. Здесь было место, от которого они обычно начинали подводные прогулки, и ориентир для возвращения на остров. Может, Витька вылез наверх? Но почему, в таком случае, не предупредил его, Новикова? Или что-то испортилось в гидрофоне? Это странное дребезжание…

Да, Витька, конечно, наверху, — убеждал себя Новиков. Перед тем как вынырнуть, он крикнул еще раз. И тут Витькин голос ответил:

— Я же тебе говорю: иду обратно!

Новиков испытал облегчение от спокойного голоса сына. Но тут же снова встревожился:

— Ты смотрел на компас? Каким курсом ты шел от яхты?

— Я держал сто двадцать. Да ты не…

— Значит, держи сейчас двести сорок! — закричал Новиков. — Ты слышишь?

— Я так и иду, — ответил Витька таким тоном, будто хотел сказать: «Знаю без тебя, не кричи, пожалуйста».

Новиков поплыл в направлении, откуда должен был появиться Витька. Дно понижалось, за нагромождением камней начиналась большая глубина, и Новиков опять испугался — на этот раз задним числом, — что Витька полез в эту бездну.

Несколько левее, чем он ожидал, возникло в зеленом полумраке красное пятно Витькиного гидрокостюма. Витька плыл над грунтом, мерно разводя руками. Новиков быстро поплыл навстречу и молча заключил Витьку в объятия. Тот удивленно посмотрел и высвободился.

— Почему ты полез туда? — спросил Новиков. — И ничего мне не сказал?

— Хотел посмотреть, что там. А ты бы мне не разрешил.

Новиков оценил ответ по достоинству. Они поплыли, голова к голове, к яхте.

— Там, на дне, в иле, — что-то большое, — сказал Витька. — И труба торчит.

— Какая еще труба, — проворчал Новиков. — Почему ты не отвечал, когда я звал тебя?

— Я отвечал.

— Ответил, когда я позвал в десятый раз. А до этого…

— Я все время отвечал.

«Странно, — подумал Новиков. — Все-таки что-то неладно с гидрофоном».

Они подплыли к якорному канату и по песчаному пологому дну пошли наверх.

— Маме ничего не говори, — сказал Новиков. — Не надо ее волновать. И вообще, я вижу, с тебя нельзя глаз спускать.

— А почему я должен ходить за тобой, как тень? — отозвался Витька, и Новиков ощутил желание надрать ему уши.

Марта расхаживала по узенькому, зажатому скалами пляжу. Раскрытая книга валялась на песке.

— Почему не загораешь? — спросил Новиков, выбравшись из гидрокостюма. — Солнце сегодня хорошее.

— Сама не знаю. Вдруг я что-то забеспокоилась. Вы слишком долго сегодня. — Марта улыбнулась, поправила косынку на голове. — Опять стреляли мимо?

— Гонялись вот за такой здоровенной треской! — Новиков широко развел руками.

— Ух вы, охотнички мои, — сказала Марта и чмокнула Витьку в загорелую щеку. — Неуда-ачливые! Идемте, буду вас кормить.

Красно-белая палатка славно вписывалась в темную зелень хвои. Сосны осыпали иголки на раскладной столик, на тарелки. Бифштекс, поджаренный на энергаторе и облитый гранатовым соком, был необыкновенно вкусным.

Новиков покосился на Витьку. Жует быстро, энергично, а сам глазеет по сторонам, ничего не хочет упустить. Вон каркнула, сорвавшись с ветки, ворона и полетела куда-то по своим вороньим делам. Плеснула волна у скал, взметнулась пенным фонтаном, — свежеет ветер, ярится прибой. Щекотно ползет по голой ноге муравей. Ну и пусть ползет…

Новиков перевел взгляд на Марту. Гляди-ка, ухитрилась так загореть при здешнем скупом солнце! И, конечно, босая… Чудачка, носится со своей идеей о необходимости ходить босиком по земле. И вот терпит, упрямо ходит по камням, по хвойным иголкам. И Витьку заставляет.