Юрий Петухов - Приключения, Фантастика 1992 № 4-5

Иван отвел ее лицо ладонью. Сказал спокойно, с расстановкой:

— Нет, ты все врешь! Этого быть не может! И Земля не паршивая планетенка, Земля — это прекраснейший из миров Пространства. Ты винишь других в том, в чем сама виновата! Да, это так! Тебе не пришлась по вкусу жизнь на Земле, а ничего путного найти вне ее ты не смогла, устроилась на грузовоз, в обслугу, злилась на всех, так?!

— Не-т! — завизжала смуглянка. — Ты сволочь, гадина! Ты ни черта не смыслишь в этой жизни! Не-е-ет!!!

И Иван понял, все так, он прав. Ему надо было бы ее добить — морально, духовно. Но он лишь процедил ей на ухо:

— Тебя бросали на Земле любовники, многие бросали, я слышал… Может, ты им не пришлась, может, получше кого находили. Но ты возненавидела не их, ты их носила в памяти, перебирала, хотела вернуть, а ты возненавидела Землю! — Иван сдержал себя и закончил почти равнодушно: — Впрочем, это твое дело. Я не зову тебя туда, на родину, можешь оставаться здесь, раз тебе нравится!

— Не зо-ову-у?! — с ехидцей протянула смуглянка. — Да тебе там никогда не бывать, слизняк!

— Ну ладно, пошли! — Иван грубо толкнул ее вперед.

Только пройти им далеко не удалось. На седьмом или восьмом шаге почва разверзлась под ними. Они стали падать.

Иван, помня наказ вертухая-доброжелателя, не дергался. Он и ее сжимал крепко-накрепко, чтоб ни рукой, ни ногой не могла шевельнуть.

Падали они долго. Ивану это падение было знакомо по прошлому разу. Снова мелькали пещерные стены, камни, валуны, сталактиты и сталагмиты, ревели водопады, брызги летели в лица… Но было ли это настоящим падением или только иллюзией падения, Иван не знал. Он всматривался в черные непроницаемые глаза смуглянки и видел — ей страшно, — она очень боится за себя — вон, закусила губу, ноздри расширены, трепещут крылышками, а брови наоборот, напряжены, сведены к переносице, и не такая уж она красивая, обычная баба, молодая, грудастая, симпатичная, но обычная! Иван отвернулся.

Они упали прямо в фильтр-паутину. И на этот раз Иван не стал вырываться из тенет, не стал вытягивать ног из болота, и смуглянке не позволил. Они в считанные минуты прошли сквозь фильтр. И упали на гамак.

— Это еще что за явление, — пробурчала без вопросительных интонаций мохнатая и сонная Марта.

— Привет, — бросил ей Иван: — Как висится?

— Убирайся вон!

— Обязательно уберусь, только вот приспособлю рядышком с тобой эту подруженьку и сразу же уберусь! — заверил Иван. Говорил он самым покладистым тоном.

— Убирайтесь оба!

— А ты заткнись, брюхо! — осмелела вдруг смуглянка. — Висишь — и виси себе! Не то я те хобот-то вырву, стерва!

— Только без этого, — встрял Иван. И спросил серьезно: — Где Лана?

Марта посмотрела на него заплывшими поросячьими глазками. Но ответила. Иван даже не ожидал, что она ответит.

— Там!

— Где там?

— За стеной, слизняк. — Марта перешла на какой-то змеиный шип. — Но учти, если ты ее опять утащишь в мир смертных, она никогда тебе этого не простит! Она проклянет тебя, понял? Ты станешь для нее самым ненавистным существом во Вселенной! И эти, — Марта неопределнно кивнула в сторону, отчего весь ее мохнатый живот-груша вместе со слизистым и морщинистым хоботом затряслись, заходили ходуном. — И эти тебя никогда не простят, у них каждая матка на вес… на вес… нет, тут золото не в цене, нас даже не с чем сравнить, мы дороже всего! Иван успокаивающе помахал рукой.

— Ничего, — проговорил он, — я привел достойную замену русоволосой. — Он повернулся к пленнице-заложнице, сжал ей руку сильнее, заглянул в глаза. — Не так ли? Ты ведь хочешь вечного блаженства?

— Не-е-е-е-ет!!! — истерично завопила смуглянка. — Я загрызу тебя собственными зубами, я повисну на тебе и не отпущу никуда, я убью тебя! Не-е-е-ее-ет!!!

Иван скривился, прикрыл рукой ухо.

— Ну ладно, мы пошли, — бросил он Марте, — а ты не волнуйся, вечная несушка, а то приплоду станешь мало давать.

— Во-о-он!!! — крикнула Марта.

И ее затрясло. За стеклом аквариума сразу поднялась какая-то муть. Только Иван не стал рассматривать, что там происходило. Он шел к стене.

А стена оказалась настоящей, не пропускала. Тогда он ткнулся в другую, в третью, попробовал пол под ногами по всему периметру. Лаза нигде не было.

— Ну что, слизняк, — поинтересовалась Марта торжествующе, — застрял в паутине, заблудился? Иван отпустил смуглянку, бросил ей коротко:

— Иди-ка, побеседуй с подруженькой!

— Это мы со всем нашим удовольствием, — просипела смуглянка.

Но она не стала набрасываться на висящую, не стала нервничать и злиться как в начале, она просто наступила ногой на хобот, тянущийся к аквариуму, пережала его.

— Ну?!

Одутловатое личико Марты исказилось страшной гримасой — чего только не было в ней: и боль, и страх, и досада, и ненависть, и еще множество подобного, мелкого и отвратного.

— Я жду! — повысила голос смуглянка, не убирая ноги.

— Гамак вас довезет! — выдавила висящая с крайним озлоблением. — Проваливайте!

Иван снова схватил смуглянку за руку. Они вместе запрыгнули на гамак.

— Куда? — спросил Иван.

— Тяни влево, слизняк, — посоветовала Марта. Ее лицо успело принять обычное сонное выражение. — И больше меня не беспокойте.

Иван сделал, как было сказано, потянул за стропы-канаты. И гамак пошел влево, пошел прямо сквозь стену, будто ее и не было.

— Во! Видал?! — восхищенно воскликнула смуглянка. — У нас до такого сроду не додумаются!

— А ты когда у нас в последний раз была?

— Когда и ты!

— Я в двадцать пятом веке, в середине, — тихо сказал Иван.

Смуглянка уставилась на него.

— Дура-ак! На Земле сейчас двадцать первый!

— Это в твоей башке двадцать первый! Тебе же говорили подруги в садике, не верила, что ли?

— Враки все! — отрезала смуглянка.

— Ну, как хочешь, — Ивану надоели пререкания, чего с нее возьмешь — глупая, толстая, симпатичная, но здорово озлобленная баба, и ничего больше, на нее и сердиться-то всерьез грех!

Они въехали на гамаке в огромное помещение, напоминающее скорее обширнейшую пещеру, чем зал. И у Ивана глаза на лоб вылезли. Смуглянка была почти в шоке — она словно рыба выброшенная на песок разевала рот, закрывала его и снова разевала, но сказать не могла. Вдоль бесконечной стены на сколько хватало глаз висели мохнатые шарообразные и грушевидные матки — точные копии сонной Марты. Все они были опутаны сетями, шлангами, трубочками, чем-то паутинообразным и поблескивающим несмотря на плохое освещение. Все были растрепаны и одутловаты. Бледненькие хилые ручонки торчали, казалось, прямо из волос. Поверху шла толстенная черная труба, и из нее спускался к каждой матке гибкий черный шланг искусственного происхождения. Зато сотни, если не тысячи, морщинистых хоботов, свивающихся в огромный жгут, стелющийся понизу, имели самый натуральный вид. Все это было настолько жутко, что у Ивана комок к горлу подкатил.