Михаил Емцев - Душа мира

- Простите, что я так внезапно... Просто я очень взволнован сообщением Ивана Павловича. Я вас, кажется, перебил, Иван Иванович? Извините меня. Так вот, товарищи. Сегодня утром по радио я услышал, что наличие ЭВН, как вы его только что назвали, видный американский ученый Карлос Карлос объясняет... присутствием космических пришельцев на Земле. Он считает, что они уже прилетели и это они действуют на нас! Они общаются с нами, а мы их не понимаем. А где же они? Да вот здесь, в этом кружочке на Тихом океане!

Поднялся ужасный шум. Все заорали, повскакивали с мест. Ружена тоже вскочила, сама себе удивляясь. Она кричала, махала руками и топала ногами. Кто-то рядом с ней вопил, сложив ладони рупором:

- Неправда! Неправда! Чехи считают, что дело в радиации. Ра-ди-а-ци-я! Радиация!

Ермолов исчез, за столом остался только смуглый парень, в страшном возбуждении размахивающий руками. Крик усилился. Никто никого не слушал, каждый старался заглушить соседа. Ружена видела вытаращенные глаза докторов наук, профессоров, кандидатов, лаборантов - почтенных старцев и безусой молодежи. Она тоже размахивала руками, кричала и с испугом думала: "Что это, что же это такое? Что происходит?.."

Всеобщее возбуждение достигло предела. Выкрики слились в протяжный вой. Двери зала то и дело приоткрывались, в них возникали испуганняе лица и тотчас, втянутые неведомой силой в беснующуюся толпу, становились такими же яростными, как и у всех остальных.

Ружена постепенно перестала различать лица окружающих ее людей. Они так тряслись и дрожали, что превратились в зыбкую, трепещущую пленку. Стало очень светло, словно в помещение вкатилось солнце. Стена, потолок, кресла, люди - все исчезло. Яркий свет слепил глаза. Ружена ощутила бешеный, неукротимый прилив ярости. Нужно было что-то рвать. Ее пальцы, сведенные судорогой, тянулись в искрящуюся завесу перед глазами. Там они встречали такие же жаждущие пальцы других людей. Ружена в испуге отдергивала руки.

В этот день Карабичев только приехал в Москву со своей женой Марией-Дитти Браун и поэтому пришел в институт позже обычного. Ему сказали, что все ведущие научные работники на заседании комитета. Карабичев поднялся на третий этаж, где располагался конференц-зал института, и увидел, что опоздал. Из широко распахнутых дверей выходили последние сотрудники. Мимо него, не остановившись, быстро прошел Ермолов, сделав рукой приветственный жест. Мелкими озабоченными шажками просеменил Иван Павлович. Карабичев задержал Ружену, которая норовила проскочить незамеченной.

- Ру,здравствуй!

Девушка остановилась, чем-то смущенная. Карабичев обратил внимание на красные пятна возле глаз и расширенные зрачки.

- А-а, ты уже приехал. Это очень хорошо.

- Возможно. Что у вас тут было?

- Собрание. Заседали.

- По какому вопросу?

- Да вот, - девушка немного подумала, - письмо составляли в Объединенный совет. Вернее, думали, как получше составить...

- А о чем письмо-то?

- Письмо? - удивилась Ружена. - Письмо об этих... Как его, "эффект дубль-ве"... Ермолов знает, он писал. Ты его запроси.

- Ну ладно, иди, - рассердился Карабичев на бестолковую подчиненную.

Он заглянул в конференц-зал, надеясь поймать еще кого-нибудь. Там было пусто. Карабичева поразил вид помещения. Неосевшая пыль носилась в воздухе густыми серыми облаками, ряды кресел сдвинуты, несколько сидений сломано. Карабичев с удивлением прошелся по грязному паркету, на котором валялись бумажки, окурки. "Да здесь не заседание, а побоище было, подумал он, подходя к председательскому. столу. - Странно, очень странно".

Он увидел на полу клочья бумаги, изорванные и старательно затоптанные множеством ног. Что-то заставило его склониться и поднять один обрывок. Распрямив его на ладони, он понял, что это кусок карты. На нем сохранилась жирная черная линия, проведенная от руки. Карабичев начал собирать все бумажки с пола.

Когда он вошел в кабинет Ермолова, тот стоял у окна, растирая виски руками.

- Я рад, что ты уже здесь, - сказал он Карабичеву, показывая на кресло. - Садись и рассказывай.

Карабичев сел и молча закурил. Ермолов нетерпеливо прошелся взад-вперед.

- Я должен что-то вспомнить, - с раздражением сказал он, - и никак не могу. Вот вертится, вертится, а что - не помню. Тьфу, пропасть! Ну ладно! Так, значит, с твоей женой произошла трансформация. Неприятная история. Но сейчас это, к сожалению, не единственный случай. Кто она у тебя теперь? Англичанка? Да, трудновато. Но ты не унывай, еще не все потеряно...

- Иван Иванович, - перебил его Карабичев, - какое письмо вы составляли сегодня на заседании комитета? Мне Миракова говорила, но я так и не понял, о чем шла речь.

- Письмо? Какое письмо? Ах, да, действительно, там шла речь о письме, но...

Ермолов задумался.

- Да, право, позабыл. Кажется, Иван Павлович его составлял... Что-то не очень важное. Вообще удивительно бездарное было заседание. Можно было и не собираться.

- Говорят, шумно у вас было? - спросил Карабичев.

- Шумно? Да нет... А хотя да. Нас здорово насмешил Иван Павлович. Он отмочил какую-то шутку... вот позабыл, какую именно... Одним словом, весь зал хохотал.

Ермолов поежился и задумчиво сказал:

- Вот никак не вспомню... А ведь вертится что-то в голове. Что-то очень важное...

- А это вам не поможет вспомнить? - спокойно сказал Карабичев, вставая с места. Он подошел к столу, сдвинул в сторону телефоны и высыпал на стекло груду бумажек, Ермолов с удивлением посмотрел на него.

Карабичев молча прикладывал обрывки один к одному, старательно разглаживая их, пока на столе не возникла карта мира, у которой не хватало Северного полюса и кусочка Европы.

- Что это такое? - спросил Карабичев, тыча пальцем в жирные черные кольца, рассекающие параллели и меридианы. Ермолов молчал. Карабичев взглянул на него. Тот стоял страшно бледный и напряженный. Внезапно он бросился к Карабичеву.

- Вспомнил, вспомнил! - закричал он. Никогда Карабичев не видел у него такого растерянного лица. Голова и плечи Ермолова дрожали. - Ох, если б ты знал, какой это был ужас! Это мы изорвали карту. Мы были вне себя. Сам Иван Павлович рвал ее и топтал... Теперь я все вспомнил!

Ермолов рассказал Карабичеву о дикой сцене в конференц-зале.

- Понимаешь, это было как волна, она несла нас, и мы не могли сопротивляться, - говорил Ермолов.

- Коллективный психоз? - спросил Карабичев.

- Что-то в этом роде, Андрюша. Сначала коллективное творчество, потом - непонятный безумный экстаз. Зачем-то порвали карту... Я сегодня же отправлю письмо в Объединенный совет и подробно опишу, что произошло на совещании.

Наступило длительное молчание. Волновавшие мысли были такими страшными, что они не решались высказать их вслух.