Джон Варли - Титан

Она замолчала и посмотрела на Сирокко.

— Я разрушила ваш корабль. Это отдельный важный разговор, я уверена. Вы многого не знаете. Хотите еще немного кофе?

— Нет, не сейчас, спасибо, — торопливо сказала Сирокко. — Гея, или Ваше Святейшество, или как еще я должна называть тебя…

— Мне нравится Гея.

— …мы не любим войны. Я не люблю их, и не думаю, что любит какой-либо другой здравомыслящий человек. Я не сомневаюсь, что ты видела и антивоенные фильмы. Гея нахмурилась и закусила костяшку пальца. — Конечно, но их гораздо меньше, и фильмы о войне более популярны. В них больше кровопролития, чем в большинстве антивоенных фильмов. Ты сказала, что вы не любите войны, но почему вы тогда так восхищаетесь этими фильмами?

— Я не могу ответить на этот вопрос. Все, кого я знаю, ненавидят войну, титаниды ненавидят ее тоже. Они хотят, чтобы эти войны прекратились. Я пришла просить тебя об этом.

— Совсем не воевать? — она подозрительно вглядывалась в Сирокко.

— Совсем.

— Даже без небольших схваток?

— Даже.

Гея ссутулилась, глубоко вздохнула.

— Хорошо, — сказала она. — Договорились.

— Я надеюсь, что это не причинит больших хлопот, — продолжала Сирокко. — Я не знаю, каким образом…

— Это сделано! — Комната осветилась вспышкой, короной охватившей голову Геи. Раскат грома свалил Габи и Сирокко с ног. Габи выхватила из ножен меч и встала между Сирокко и Геей.

Последовало неловкое молчание.

— Я не собираюсь этого делать, — сказала Гея, руки у нее нервно дрожали. — Это было… ну… что-то вроде разочарования. — Она снова вздохнула и показала им на их места.

— Я должна была сказать, что происходит, — тщательно подбирая слова, сказала Гея. — Я призвала всех ангелов и титанид. Перепрограммирование займет некоторое время.

— Перепрограммирование? — с подозрением спросила Сирокко.

— Никто не пострадает, дорогая. Земля поглотит их всех. Через некоторое время они выйдут свободными от принуждения воевать. Ты удовлетворена?

Сирокко заинтересовало, была ли какая-нибудь альтернатива этому решению, но она промолчала и лишь молча кивнула головой.

— Ну и хорошо. Теперь второе дело. Твой корабль.

— Я еще ничего не просила.

Гея подняла руку, и убедившись, что Сирокко не будет больше ее перебивать, продолжала:

— Я знаю, что говорила вам, что я — весь мир, что я — Гея. Одно время это соответствовало действительности. Теперь это не совсем так. Не надо забывать, что мне три миллиона одна тысяча двести шестьдесят шесть лет. — Она помолчала, приподняв бровь.

— Три миллиона… — прищурилась Сирокко. — Ты говоришь, что это продолжительность твоей жизни.

— Ты права. Я стара не только по вашим меркам, но и по своим. Вы можете видеть это по ободу колеса и по ступице. Мои пустыни становятся суше, заброшенные земли покрываются все более толстым слоем льда и я ничего не могу с этим поделать. Сомневаюсь, что я проживу еще сто тысяч лет.

Совершенно неожиданно Сирокко рассмеялась. Габи пораженно уставилась на нее, Гея вежливо продолжала сидеть, склонив на бок голову, пока Сирокко не взяла себя в руки.

— Прости меня, — сказала она, все еще задыхаясь от смеха, — но почему-то это вызывает мало сочувствия. Всего сто тысяч лет! Ничего себе! — Она снова рассмеялась, на этот раз Гея тоже присоединилась к ней.

— Ты права, — сказала она, — еще слишком рано посылать цветы. Я могу пережить весь ваш народ. — Она откашлялась. — Но вернемся к тому, что я говорила. Я умираю. Я неправильно срабатываю в тысячах случаев. Она еще все держит в руках, подумаешь ты, но это все совсем не то, что было раньше. Вспомни динозавров. Один мозг у них в голове, второй — в крестце. Децентрализованное управление неуклюжим телом.

— У меня происходит то же самое. Когда я была молода, мои вспомогательные мозги работали вместе со мной, как пальцы на твоей руке. В последние полмиллиона лет это изменилось. Я потеряла контроль над большинством удаленных территорий. На ободе существует двенадцать самостоятельных интеллектов, а я лишь фрагментарно присутствую в двух индивидуальностях в моем центральном нервном звене, в ступице.

— Это как в греческой теогонии, которой я так увлекалась. Дети мои склонны к неуправляемости, своенравию, антагонизму. Я постоянно воюю с ними. Тут внизу есть хорошие и плохие земли. Гиперион одна из лучших земель. Мы вполне ладим.

— Рея темпераментная и совершенно сумасшедшая, но по крайней мере, мне часто удается уговорить делать правильные вещи. Но Океан — худшая из земель. Мы больше не в состоянии разговаривать друг с другом. Все, что я делаю в Океане, я делаю не правильным управлением, а хитростью и обманом. Это Океан поймал в ловушку ваш корабль.

Океан размышлял в течение десяти тысяч лет, когда почувствовал, что Гея слабеет. Еще был шанс, что она может уничтожить тщательно скрываемую им надежду. Его жгла обида.

Почему он должен быть в тени? Он, самый могущественный из океанов, постоянно покрытых льдом. Борющаяся на его суровой, холодной поверхности жизнь была чахлой. Многие из его детей погибли в самом расцвете лет. Что хорошего в этом Гиперионе, что он такой пышный, буйный?

Спокойно, по несколько метров за день, он простирал под землей нерв, пока не смог разговаривать непосредственно с Реей. Он распознал ее безумие и начал привлекать ее в союзники, обращая ее взгляд на запад.

В Мнемозине не было ничего хорошего. Она была пустынна, заброшена и физически и эмоционально, постоянно горюющая над своими пышными лесами. Стараясь изо всех сил возбудить негодование против Геи, Океан не смог пробить глубину депрессии Мнемозины. Он проложил под ней тоннель.

За Мнемозиной находился ночной регион Кроноса. Здесь было сильно влияние Геи; территорией управлял сопутствующий мозг, который был инструментом сверхразума, а собственный мозг Кроноса был еще недостаточно развит.

Океан двинулся дальше на запад. Не осознавая этого, он проложил коммуникационную сеть, объединяющую шесть мятежных земель.

Наибольшую поддержку он нашел в Япете. Если бы они только объединились, они бы свергли Гею. Но разработанная ими тактика основывалась на тесном физическом взаимодействии, так что они с Япетом могли плести интриги. Он вынужден был отступить, пока не договорится с Реей.

Он повторил историю, произошедшую на месте построенных на Земле пирамид. Неожиданно он остановил течение смазочно-охлаждающей эмульсии, проходящей через его огромное тело и через поддерживающие канаты, которыми он управлял. На далеком краю моря, господствующем на его морозном ландшафте, он управлял двумя речными насосами — огромными трехкамерными мускулами, поднимающими воды Офиона в западный Гиперион. Он остановил их массовое биение. То же самое сделала и Рея с пятью насосами, поднимавшими воду над восточными горными хребтами, в то время как ее насосы быстро качали воду около Гипериона. Отрезанный от воды со стороны запада, в то время как с восточной стороны вода откачивалась, Гиперион начал быстро сохнуть.