Вячеслав Морочко - Ужас и счастье прикосновения

Когда уже по дороге к себе, Конин услышал музыку, он вспомнил о музыкальном салоне и прошел в неприкрытую дверь, за которой, по его мнению, кто-то не очень удачно импровизировал. В зале стоял полумрак. Видны были только кресла импровизации, обращенные спинками к выходу. Иван постоял, дав привыкнуть глазам. Над спинкой дальнего кресла шевельнулся протуберанец русых волос. - Это Жемайтис - самый близкий ей человек, - догадался Конин, сел в ближайшее кресло и, не включая свой пульт, прислушался. Обрывки мелодий пролетали, как птицы в тумане. Большая часть их была Ивану знакома. Время от времени музыка удаляясь, стихала, а вблизи раздавались какие-то скрипы и шорохи. Словно кто-то притопывал на морозе и хрустел, разминаясь, суставами. Затем стайки мелодий опять воспаряла над горизонтом. Казалось, импровизатор не имеет понятия о гармонии. Все шло в унисон. Дилетант за пультом импровизации сразу себя выдает. Но здесь было полное пренебрежение к звуку - жалкая какафония с накатами и откатами, неожиданными взрывами, паузами и просто скольжение по изогнутой плоскости, как в сновидении. Реальностью было лишь трепетание хохолка и ушей над спинкою кресла. Решив для себя, что это - не музыка, Иван перестал ее слушать, но не слышать совсем - не мог. В импровизациях главное было начать. Каждый звук имеет родство с предыдущим, развивая или отрицая его. Музыкальная канитель опять отодвинулась. А вблизи что-то хрустнуло, простучало, осыпалось. Вдруг... появились следы птичьих лап. Воздух в холодном просторе трещал от вороньих споров. Клубился морозный пар. На ветру тихо свистнула липа. Осыпался розовый иней. В полнеба горела заря. Облака дремали еще среди звезд. А со стороны, откуда шел день, нарастала захватывающая музыкальная тема. На бледное небо, выплыл малиновый краешек солнца... И тут поток звуков сорвался в нечто невыразимое словом. Конин подался вперед: то был ее голос, ее манера смеяться, дышать и смотреть вернее и с большей любовью не передашь. Маша была перед ним, как живая. И он догадался: все, что звучало до этого было лишь страусиное прятанье головы под крыло... Но притворство отброшено, - все перекрыл, нарастая, истошный ошеломляющий вопль. Координатор включил свой встроенный в подлокотник музыкальный пульт. - Остановись! - зарокотал под потолком басовый аккорд. Конин не ожидал, что может создать столько шума. - Возьми себя в руки! - взревело органное многоголосье. И сразу же стало легче дышать. - Вот чего не хватало, - подумал Иван. - Воздуха. После приводящей в чувство фуги, в такт с ударами сердца застучала токатта. Она была, как "искусственное дыхание для души". От напряжения стало жарко. Русая шапка волос над спинкою кресла исчезла, и музыка оборвалась. - Хватит! - раздался крик, как будто настроившийся перекричать только что отгремевшие звуки. Конин поднялся. Возле центрального пульта, нажимая клавиши выключения, стоял взлохмаченный человек и стонал: "Довольно! Прошу вас. Не могу больше слушать!" Узнав Ивана, он выпрямился и тряхнул головой, точно желая стряхнуть наваждение. На лице его отразился ужас. - Что с Машей? - вскричал Иван. Он не мог ни о чем больше думать. Жемайтис опустил голову. Он издал стон, означавший: "Ей очень плохо...". Иван с трудом понимал его речь. - Умоляю! Что у нее? - Не могу объяснить. Ей кажется... Это ужасно! Винерт боится, что не выдержит сердце. Язык Жемайтиса отличался обилием санскритских фонем. Такой островок заповедник праязыка сохранился на юге Прибалтики. На нем говорили высокие и спокойные люди. С Эдуардом все было наоборот: небольшого росточка, подвижный, он принадлежал к исключениям, которые призваны только подтверждать правила. - Я хочу ее видеть! - сказал Конин. - Это может ее убить! - Неужели я такой страшный?! - Простите, я не берусь объяснять. - Но кто же возмется? Щелкнул динамик внутренней связи. - Эдуард, если вы еще в музыкальном салоне - это был голос Винерт, скорее идите сюда! - Иду! - крикнул Жемайтис, срываясь с места. Конин посторонился. - Что получается? - спрашивал он себя. - В человеке открылось изысканное музыкальное чувство, чтобы, не нарушая аромата слова, он без перевода мог понимать незнакомую речь. Общение превратилось в праздник... Почему же на станции оно доставляет одни неприятности?

3.

Вернувшись в каюту, Конин взглянул в зеркало. -Такой же смешной, как всегда... Почему они здесь от меня шарахаются? - он прикрыл глаза и опустился в кресло, вспомнив, как однажды уже не сумел понять человека, а после не мог себе это простить. Перед выпуском из академии, в день, когда стало известно распределение, он сидел в нелюдном кафе, предаваясь мечтам. Назначение было желанным, но, Иван всякий раз мучительно расставался со всем, к чему привыкал. Обед подошел к концу, но вставать не хотелось. На душе было чуточку грустно. - Каждый стремится к счастью, - рассуждал он, - а по дороге мы то впадаем в восторг, то в уныние. Эти качели изматывают, заставляя думать, что человек сам не знает, чего добивается. Кто-то спросил: "Тут свободно?" Ваня кивнул, и напротив, сел, пригнув голову, молодой человек с большим лбом, не глядя, нажал кнопку выбора блюд и заговорил: "Назначение получили? Счастливчик! Завидую! Мне еще ждать целый год. Ничего, догоню!" - он говорил это громко резко, выкатив очи. На щеке багровела приметная бородавка. - Не догоните, - покачал головою Конин, подстраиваясь под "шутника". Тот подался вперед через стол и глядел исподлобья. - Могу я узнать, у вас лично какая программа? - Что вам ответить? Приеду на место, осмотрюсь, разберусь в обстановке, буду работать - вот вся программа. - Я не о том! - "шутник" откинулся в кресле, закинув ножку на ножку. Невероятно! Люди не понимают элементарных вещей! - бородавка поблекла, а физиономия выражала вселенскую скорбь. - Действительно, не понимаю, - признался Конин. - О чем вы толкуете? - Что ж, я могу разжевать. Начнем хотя бы с того, что вы не годитесь для нашего дела. Из вас не получится координатора! - бородавка вопросительно замигала. Камешек брошен - парень ждал не простого ответа, а взрыва. - Возможно вы и правы, - зевнул Конин. - Пока еще рано судить. "Шутник" навалился на стол. - Вам подобных я называю сонными мухами. Вы из тех, которых следует тормошить, чтобы не спали! - Это имеет значение? - Он еще спрашивает! Кто тормошит, тот - лидер! - Как вы сказали?! - Лидер! Есть такое словечко. Теперь оно не в ходу. Но в чем, как не в лидерстве - предназначение координатора? Он - в курсе всех дел, хотя и не занят добыванием сведений. Знания узкого специалиста ему ни к чему. Менее обремененному интеллектом легче стать вожаком. Если там, куда вас назначили, уже есть по штату начальник, - ему не до лидерства. Это занятый по горло завхоз. А люди не терпят отсутствия лидера. В любом месте должен быть главный. И вот тут без программы не обойтись, потому что надо быть дьявольски ловким, чтобы предвидеть ходы и парировать козни! Ивана больше всего восхищала серьезность "артиста", изображавшего невероятного типа. - Я так не умею, - позавидовал он и, стараясь не улыбаться, спросил: Какие же преимущества лидер имеет сегодня? - Власть! Как во все времена! Спустился "Рог изобилия" (робот-бармен) и бросил перед "артистом" кассету заказанной снеди. - А мне - откровенно признался Конин, - власть представляется невероятной обузой. - Обузой может быть только ответственность... Власть - никогда! вскричал "вождь", открывая кассету. В голосе его слышалось превосходство. -Эти вещи не следует путать! Власть означает свободу... от любого контроля! Впрочем, вам не понять. Запахло пирожками с капустой. В прозрачной кассете они выглядели соблазнительно, и Конин подумал, что даже сейчас, отобедав, не отказался бы от одного пирожка. Бородавка на щеке "вожака" во всю семафорила. - Я тебя раскусил! - "шутник" перешел на ты, соскользнул с кресла и, приблизившись, тронул Ванино ухо - Какая прелесть! Ну что, бегемотик, ты слышишь меня своими свиными ушами? Иван не знал, как себя вести, когда "артисты" начинают терять чувство меры. - Оставьте ухо в покое, - попросил он, чувствуя, как напрягаются мышцы и темнеет в глазах. - Ну ты, круглый добряк! Каша рассыпчатая! Ты еще будешь указывать?! "шутник" растопырил пальцы и полез пятерней в лицо. Конин отпрянул. Боишься? - спросил "вожачок". - А ну, идиот, поднимайся! Кому говорят! "артист" размахнулся и сильно ударил сзади по шее. Конин только отбросил руку непроизвольным движением... Получив удар в челюсть "шутник" закатился под стол. Ваня нагнулся взглянуть, что он делает: споро перебирая конечностями, "лидер" удалялся, петляя между столами на четвереньках. Конин ушел к себе, бросился на кровать и долго лежал, уставившись в потолок. - Нет - думал он с грустью, - из меня в самом деле не выйдет координатора. Я человека ударил. В самом деле, я - "бегемот и каша рассыпчатая!" - с этими горьким мыслями он и заснул. Потом еще несколько раз Конин видел этого парня издалека - в кафе, в актовом зале, на состязаниях. Если "шутник" ловил на себе его взгляд, то обязательно изображал панический ужас и, пригнувшись, пускался в бега. Эта встреча оставила горький осадок на сердце Ивана.