Сергей Павлов - Избранные произведения

Шумно оторвалась и исчезла куда-то часть крыши вагона — в салоне засвистел пронизывающий ветер, от невыносимого жужжания свело челюсти. Кир-Кор снял с головы своего подопечного шлем, забросил вперед через три ряда кресел. Юноша, обвиснув на подлокотнике, правдоподобно изобразил то, что следовало изобразить; его светлые волосы нещадно трепал свирепый сквозняк. «Удачи нам в лицедействе», — подумал Кир-Кор, кинул в рот кольцо Марсаны, устроился в кресле на левом боку — так, чтобы в поле зрения были оба представителя экзархата, — приопустил веки и застыл в ожидании.

Долго ждать не пришлось. В салоне появились двое. Без шлемов, но в респираторах. Серые форменные костюмы, отливающие на сгибах глянцевитой чернью, серые кепи с темными полупрозрачными козырьками и такими же светофильтрами в пол-лица. На рукавах — нашивки с изображением змейки, свернутой в горизонтально расположенную восьмерку.

Боевики общались между собой и с кем-то на борту шверцфайтера посредством вмонтированных в респираторы радиопереговорных устройств. Кир-Кор обострил свое восприятие в радиодиапазоне. Понял только слово «грагал», но постарался заложить в запасники памяти всю эту словесную абракадабру, — может пригодиться, если сохранится. Тайным языком служил какой-то странный слоговый сленг. Жестикуляция серой пары тоже была не очень понятной: один указывал на его кресло, другой — на механика. То ли не знали грагала в лицо, то ли не могли решить, с кого начинать…

Ежась от холода, серые с профессиональной быстротой обшарили механика. После обыска Федор Шкворец был приподнят и уложен в спущенный сверху на ваере длинный короб (вместо крышки — свернутый в рулон эластичный полог). «Вира!» — прозвучало в радиодиапазоне. Головной конец этого транспортного устройства приподнялся, а хвостовой скользнул по настилу, точно приготовленная к подъему бетонная балка. Самого подъема Кир-Кор не увидел, но через минуту короб вернулся пустой. Новоселие состоялось.

Серым проорали сверху какую-то фразу, и в их поведении произошла перемена: больше не переговариваясь и не жестикулируя, они молча схватили того, кто был к ним ближе (а ближе был Лирий Голубь), торопливо сунули «спящего» в короб, торопливо задернули полог. «Вира!» Головной конец короба приподнялся, пополз хвостовой, и вдруг сквозь стену вагона проник в салон свет мощной фары. «Приятные новости, юноша, — успел подумать Кир-Кор прежде чем короб исчез. — Кажется, начался перехват».

Шверцфайтер и «финист» стремительно разошлись на скрещенных, как шпаги, курсах. Раздался странный, очень звонкий взрыв — будто вдребезги разлетелось что-то стеклянное. Вагон дрогнул. Одновременно вздрогнул Кир-Кор: со всех сторон обрушился на него шквал агрессивных, больно колющих в нервы радиописков. Ошарашенный, он спешно перекрыл своему восприятию доступ в радиодиапазон. На лапах захвата затрепетала путаница блескучих нитей и лент, и стало понятно: перехватчик метко влепил под брюхо пирату сигнальный снаряд, на жаргоне пилотов — «ведьму» (в каждой ленте — сотни миниатюрных сигнализаторов с писклявыми радиосигналами). Избавиться от ухватистой «ведьмы» практически невозможно. Во всяком случае — сложно. Даже если аэромашина полностью втянет захват. Сейчас здесь вся эскадрилья перехватчиков соберется.

Увидеть атаку «финистов» Кир-Кору не удалось. В форсированном режиме шверцфайтер нырнул во мглу второго облачного слоя, где избрал для маневра тактику частой перемены курса по азимуту. Вагон дергался, плясал и подпрыгивал, как бык на родео, салон затянуло туманом; серые слуги Морфея, падая друг на друга, трижды, роняли грагала, и Кир-Кору, во избежание травм, пришлось фактически самому уложить себя в короб. Наконец, взлетев кверху в тесном футляре с полузадернутым пологом, он глотнул по дороге порцию морозного воздуха пополам со студеной водой. Мгновенно увлажнившаяся рубаха «а ля маркиз де Карвен» взялась на груди ледяной корочкой. Еще недавно он пронизывал эти же облака с несравнимо большим комфортом.

Его втянули в освещенный прямоугольник гондекового тамбура. Туман был настолько плотен, что не имело смысла закрывать глаза. Аэромашину трясло и швыряло из стороны в сторону. Опять раздался звонкий «стеклянистый» взрыв — закраину люка лизнуло мутно-белое пламя. «Визуальная метка, — понял Кир-Кор. — Теперь пиратская шхуна будет прелестно светиться во мраке». Две пары сильных сноровистых рук выхватили его из короба и с маху воткнули головой в раструб эластичного труболифта. Умпф-ф… — утробно вздохнул труболифт, проглотил пленника, приподнял на уровень твиндека и выплюнул, как обглоданную кость, в приемную кювету. Но еще при подъеме пленник услышал характерные звуки вакуумно-ударных разрядов: бумум-бумум-бумум — Заговорило самое мощное бортовое оружие — пират огрызался разрядами из арабайнеров. Это уже серьезно…

В твиндековом тамбуре отворилась щель горизонтального бокса. Кювету накрыла прозрачная крышка в виде панцирного полускафандра — прижатыми оказались плечи и бедра. На полушлеме — овальный вырез для лица. Ноги и руки свободны.

«Саркофаг» въехал в синий полумрак бокса, щель сомкнулась, и что-то ритмично защелкало над головой. Размеренная, четкая работа автоматики совершенно не вязалась с бешеными рывками мечущейся в вихре воздушного боя аэромашины… Шверцфайтер вдруг содрогнулся и начал стремительно набирать высоту. Кир-Кор обомлел. Арабайнёры смолкли, рывди прекратились, перегрузка росла. Все это могло означать лишь одно: пират уходил от «финистов» в стратосферу, сбросив вагон… «Ничего у них не меняется, — с тоскливым омерзением подумал Кир-Кор. — Земляне в своем обычном репертуаре». Он сделал попытку высвободиться. Крышка «саркофага» пробному натиску не поддавалась.

«За время воздушного боя они могли успеть выхватить, из вагона еще одного человека, и не больше, — прикинул Кир-Кор. — Остальных — в океан… Клянусь Новастрой, я узнаю имя командира банды. Хладнокровно отправить на смерть своих же товарищей — это сродни людоедству… Клянусь, я сделаю все, чтобы людоед в полной мере почувствовал, кто он такой».

«И будет повод нашим недоброжелателям лишний раз поговорить о грубом вмешательстве грагалов в земные дела», — несколько охладил жгучую клятву внутренний голос.

«Но речь идет о преступлении против человечности!»

«Вне всякого сомнения. Однако сегодняшняя акция пейсмейкеров спровоцирована твоим… как бы это помягче… твоим поведением».

«Я знаю о своей вине перед механиком экзархата: промедлил, каюсь, с броском — не успел помешать отравителям. А вот чем я провинился перед пейсмейкерами, что-то не припоминаю».