Кейт Лаумер - Берег динозавров

— Построй-ка их по порядку! — приказал я Омму. — Кто будет лезть вперед, пристрелю! — пообещал я.

Спустя две секунды обещание пришлось исполнить. На меня бросился разъяренный бык не меньше двухсот фунтов весом, но стоило мне прострелить в нем дыру, остальные проворно отступили. В шлюпку, рассчитанную на пятьдесят пассажиров, набилось уже восемьдесят семь человек, когда по коридору пронесся огненный смерч. Омму едва успел втащить меня внутрь; я рухнул прямо на колени толстой женщины и рыдающего, как ребенок, мужчины средних лет. Мимо прошмыгнула Эврика, и люк закрылся. Пробравшись вперед, я опустил большой красный рычаг, и после чувствительного пинка навалилась тошнотворная невесомость. Мы покинули пусковую шахту и были теперь предоставлены сами себе.

На небольшом экране в крошечной, два на четыре фута, пилотской кабине медленно, как гигантский бумеранг, вращался изуродованный корпус корабля. Мелкие обломки лениво разлетались по спирали, вдоль разрывов обшивки сверкал огонь — там где перебитые трубопроводы выбрасывали в пространство химическое горючее и окислитель. На моих глазах отвалилась корма; наружу выплеснулась новая волна мелких обломков и крохотных человеческих фигурок, лопавшихся в вакууме, как мыльные пузыри. Затем полыхнуло в центральных отсеках, и, когда дым рассеялся, не осталось ничего, кроме раскаленного фрагмента кормы и медленно расширяющегося облака пыли.

— Еще какие-нибудь шлюпки стартовали? — спросил я.

— Я не видел, Билли…

— Пять тысяч человек!.. Пять тысяч человек было на борту этой шаланды! — не выдержал я, — Не могли же только мы остаться!..

Я будто думал воскресить погибших, убедив Омму, что такого не могло случиться.

— У нас здесь раненые, — сообщил механик по имени Лас, с трудом просовывая голову в кабину. — Кто-нибудь скажет, где мы?

Ближайший мир — Сиок. Код — голубой, что значит — необитаемая и непригодная для жизни планета. Навигационный экран действовал исправно…

— Один маяк, и только, — сказал Омму. — Большая сосулька. Мы проверили все как полагается. В радиусе светового года ничего лучше.

— Сиок, стало быть, — заключил я. — Ладно, оценим наши возможности.

Я первым выбрался в центральный безгравитационный коридор — жилые отсеки сидят на нем, как зерна на кукурузном початке. Народу в каждый набилось много больше, чем положено, в основном — женщины и дети. Может, в гибнущих пассажирах проснулся рыцарский дух, а может, Омму проследил… Не знаю. И я не был уверен, что так лучше.

Крупный мужчина в дорогом костюме — или в том, что от него осталось, — выплыл в коридор. Он явно ждал, когда я подтянусь поближе.

— Я — Тилл Огнат, член Агассийского конгресса, — объявил он. — Как старший по положению, я принимаю командование на себя. Вы, я так понимаю, экипаж. Отлично! Для начала просканируйте окружающую область пространства и представьте на рассмотрение пять возможных вариантов высадки. Потом…

— Главный механик Дейнджер, — представил меня Омму, принимая игру. — Старший по званию член экипажа.

Конгрессмен Огнат смерил меня взглядом.

— Отдайте оружие! — потребовал он, протягивая широкую холеную ладонь.

— Пожалуй, оставлю, — уклонился я. — Буду признателен за помощь, конгрессмен.

— Вы меня, наверное, не поняли. — Тилл Огнат картинно сдвинул брови. — Как член планетарного конгресса Агасса, я…

— Командование принимает старший по званию член экипажа, — отрезал Омму. — Ползите обратно в отсек, мистер, пока не стали субъектом космического права.

— Вы говорите о праве мне? Да вы… — Тилл Огнат умолк, потрясенный.

— Когда вы понадобитесь, конгрессмен, я обязательно дам знать.

Мы с Омму не стали дожидаться, когда к высокому сановнику вернется дар слова.

Шлюпка оказалась в отличном состоянии, при полном комплекте оборудования и припасов — из расчета на пятьдесят человек, у которых было время уложиться и проследовать на борт, как подобает леди и джентльменам. Конгрессмен Огнат пожаловался формально на присутствие животного на борту, но сочувствия ни в ком не нашел. Ему просто не дали договорить; все сочли, что живой талисман на борту — непременно к счастью. К тому же Эврика не отличалась прожорливостью и не занимала места, на которое мог бы претендовать человек. Из раненых двое умерли в первый же день, трое — в течение недели. Мы выбросили их через шлюз и сомкнули ряды.

Для благопристойности на борту места практически не было. Щепетильным натурам ничего не оставалось, кроме как терпеть. Один мужчина выбил другому зубы пряжкой ремня — тот, видите ли, наблюдал, как его жена обтирается мокрой губкой. Пострадавший смотрел не один — в компании еще десяти человек. Выбора у них, сказать по правде, не оставалось, разве что зажмуриться покрепче. Двое суток спустя ревнивца нашли парящим в центральном коридоре, с раздавленным горлом. Никто особо по нему не убивался, даже супруга.

Через двести шестьдесят девять часов после отделения от гибнущего корабля мы заходили наконец на посадку. С высоты пятисот миль планета Сиок больше всего напоминала гигантский снежок.

Таким образом, мне впервые в жизни представился случай посадить атмосферный челнок. Хоть я много работал и старательно тренировался, в реальной жизни все оказалось не так. Конечно, автоматика почти все делала сама, требуя лишь изредка принимать отдельные решения, но мне хватило и этого: я сделал неправильно все, что мог. После четырех часов немилосердной тряски я уронил шлюпку на ледяное поле в кольце горных вершин — в четырехстах милях от маяка.

Посадка стоила нескольких разбитых носов (включая мой собственный), пары сломанных рук и разрыва обшивки футов десять длиной, куда немедленно ворвался морозный воздух, но это было не самое страшное. При ударе полностью разрушился отсек основного оборудования в носовой части; силовую установку целиком выбросило на лед через пробоину. Отныне у нас не будет ни тепла, ни света, ни связи… Конгрессмен Огнат высказал вслух все, что думал о моих пилотских способностях. Печалился я недолго: Омму скоро доказал конгрессмену, что тот умеет водить челнок еще хуже.

Температура за бортом оказалась десять градусов ниже нуля: теплый день для планеты Сиок. Далекое маленькое солнце угрюмо светило на стальном небе, заливая серым светом наступающего шторма неровный ледник, упирающийся в голубые горы на расстоянии нескольких миль. Конгрессмен Огнат заявил, что теперь, на твердой земле, он по праву принимает командование и что немедленно будут приняты все необходимые шаги к спасению. Какие шаги, он объяснять не стал. Передавать кому бы то ни было командование я не планировал, пока длится чрезвычайная ситуация; конгрессмен даже позволил себе несколько крепких выражений по этому поводу, но пистолет покуда оставался у меня…