Уорнер Мунн - Корабль из Атлантиды (Крестный сын Мерлина - 2)

- Останови ее! Останови! - закричала она, но старик равнодушно пожал плечами.

- С чего вдруг? Она - мать ребенка. Здесь каждый волен поступать как хочет.

- Но почему? Почему она так делает? - спросил Нунганей, пришедший в ужас при виде бессердечной родительницы, которая могла бы убить ребенка и значительно менее сильным ударом.

- Кто знает? - ответил Баралдабай. - Возможно, он укусил ее, когда сосал грудь. Женские настроения здесь еще более непредсказуемы, нежели где-либо еще. Мы вымирающий народ. Дайте нам умереть так, как мы считаем нужным.

Детский вой постепенно превратился в слабое хныканье и наконец совсем стих. Путешественники не успели отойти далеко, когда услышали протяжный истерический вопль, наполовину смех, наполовину рыдание: приступ безумия миновал, и женщина осознала всю нелепость причин, толкнувших ее на детоубийство. Действительно ли она горевала или просто испытывала садистский восторг от содеянного, никто не понял.

Они продолжали путь, не разговаривая. У Гвальхмая сложилось впечатление, что в доводах Коренис было мало искренности. Она явно желала получше уяснить для себя философию жителей сего огромного, но отвратительно дикого города-государства.

И снова юноша задумался: каковы же причины ее прихода сюда, этого странного миссионера из прошлого? Какие перемены хотела Коренис принести? Что надеялась совершить?

Еще через несколько лет при существующих темпах снижения рождаемости и частых войнах обитатели острова окончательно вымрут. Почему же не позволить им вымереть тем ужасным способом, какой они сами избрали?

Путешественники прошли мимо боковой улочки. В глубине ее старый раб ковылял сквозь строй подростков, которые били его палками и легкими деревянными топорами. Старик упал, мальчики набросились на него - но он не издал ни звука.

Баралдабай заметил исполненные сострадания взгляды незнакомцев и пожал плечами.

- Это их собственность. Так мальчики учатся быть мужчинами.

Погруженный в мрачные раздумья, Гвальхмай больше не замечал ничего вокруг и удивился, когда перед ним открылась широкая величественная площадь. Путешественники пересекли ее, приноравливая свою поступь к хромающей походке проводника, и взобрались по длинным рядам стертых от времени ступеней, ведущих к высокому зданию с колоннадой. Некогда это был храм Посейдона, и он до сих пор неплохо сохранился.

Древний барельеф на цоколе изображал вооруженных луками и копьями всадников, занятых охотой на мамонта. Путешественники не имели возможности рассмотреть его как следует, ибо поспешили за стариком в широкие двери. Не находящий вытяжки удушливый черный дым заклубился над их головами. Они остановились прямо внутри портика: там оружейный мастер установил свою кузницу возле алтаря, перевернутого набок, чтобы освободить место для наковальни. Кузнец сосредоточенно ковал мощный боевой топор в виде полумесяца.

Отвечая на вопрос Баралдабая, он поднял глубоко посаженные налитые кровью глаза.

- Каранха? Король? Он отправился за Стену сегодня утром. Среди полевых рабов начались волнения, и лесные жители дали кров беглецам. Кое-кто хочет отправиться в Скважину.

Он мрачно усмехнулся и снова застучал молотом по остывающему металлу.

Четверо прошли по темному коридору и вышли в открытый двор.

В центре его стояла величественная колесница Посейдона, влекомая по волнам бронзовыми дельфинами, верхом на которых сидели смеющиеся Нереиды. Основание колесницы из золота и серебра украшали стилизованные изображения осьминогов и морских коньков, плывущих по бордюру длинной вереницей. Фонтан перед колесницей не работал, и у статуи бога, по-прежнему сжимавшего трезубец, была отколота голова.

Коренис бросила на скульптурную группу взгляд, полный страдания, и отвела глаза в сторону.

- Все здесь в вашем распоряжении, - отрывисто сказал Баралдабай. Выбирайте себе любое помещение. Еду вам принесут, Оружие можете оставить при себе - до специальных распоряжений Каранхи. Король может отсутствовать два-три дня. До той поры все выходы отсюда будут охраняться. Если попытаетесь бежать - вас убьют.

Когда Баралдабай ушел, Коренис повернулась к мужчинам.

- Что вы думаете об этих людях, которых Ахуни-и любила, и которые исказили даже само имя богини?

Гвальхмай ответил, и в голосе его звучал металл.

- Им нельзя позволить продолжать существование. Они абсолютно злы и представляют опасность для абенаки.

- Их надо уничтожить, - пробормотал Нунганей.

- Я решила сделать это очень давно, еще там, в моей летающей тюрьме... когда наблюдала за ними из астрального тела, отвращаясь душой от их злых дел. Я знала, что должна сделать, дабы спасти от разрушения мир. И понимала, чем могу заплатить за это. Но мы дадим им шанс, какого они никогда не давали абенаки, брат. Я не помню нынешнего их короля... Возможно, он человек лучшей породы.

Подождем его возвращения. Если тем временем мы обнаружим хотя бы искорку добра в этих людях - или в нем!.. Что ж, попробуем жить спокойно и узнать по возможности больше.

СКВАЖИНА

Каранха, король Нор-Ум-Бега, вернулся в свой город ранним вечером второго дня их заключения. Но когда пленников привели к нему, тьма уже спустилась на остров, отгороженный от низко стоящего над горизонтом солнца исполинской стеной воды.

Огни факелов освещали тронный зал. При первом же взгляде на короля молодой ацтланец понял: этого человека вряд ли смогут обмануть наивные заверения Нунганея о божественном происхождении Коренис и его самого. Незаметным знаком из языка жестов, общего для разноязычных племен Алата, Гвальхмай велел абенаки хранить молчание, и Нунганей кивнул в ответ. Но сделанного не воротишь.

Каранха был гигантом с бычьей шеей и мощной мускулатурой. Руки и ноги его густо заросли рыжими волосами. Огненные космы спадали на яростно блестящие глаза и спутанную бороду короля.

Небрежно развалившись на троне, он угрюмо рассматривал чужестранцев сквозь нечесаные лохмы и время от времени подносил свою мясистую лапу ко рту, чтобы пососать кровоточащую рану на запястье.

Некоторые из присутствующих в зале воинов носили повязки или прихрамывали - отсюда Гвальхмай заключил, что карательная экспедиция правителя против обитателей леса прошла не вполне успешно.

Либо саднящая боль, либо воспоминание о том, каким образом получено ранение, раздражали короля и приводили в настроение, гораздо более скверное, чем обычно. Окружающие Каранху воины относились к нему с боязливым почтением, и трое чужестранцев поняли, что правитель, как и его подданные, подвержен вспышкам неожиданной ярости и склонен к жестоким капризам.

Сопровождавший гостей Баралдабай приблизился к королю и тихо прошептал ему на ухо что-то неразборчивое. Каранха тут же внимательно и заинтересованно осмотрел Гвальхмая и задержал взгляд на огненном оружии у пояса юноши. Затем он повелительно поманил Гвальхмая к себе жирным пальцем, на котором сверкали драгоценные камни, и без лишних предисловий приступил к делу.