Константин Мзареулов - Первая в новом веке

А через четверть часа на рацию роты вышел командир бригады и страшным голосом осведомился, что творится на участке 4-й роты.

— Вроде порядок, пане полковнику, — ответил недоумевающий Сердюк. — Тихо. Даже снайпер беспокоить перестал.

— Тихо?! — взорвался комбриг. — Мне уже из Киева звонили, фитиля вставили за твое вертепство!

— Да что стряслось-то? — Сердюк начал беспокоиться всерьез.

— Чего стряслось? Он еще спрашивает! — Полковник разразился длинной очередью талантливых матюгальников. — Си-эн-эн в прямом эфире вела репортаж с высоты Куб — вот чего стряслось! И комментарий давали подобающий: украинская армия, нарушив перемирие, обстреливает позиции моджахедов!

Сообщив, что из Киева уже выехал военный прокурор, и пообещав, что Сердюк с Ужвием могут прощаться с погонами, командир бригады дал отбой. Капитан долго сидел с молчащей трубкой в руках, не отвечая всем, кто заглядывал в землянку. По извилинам ротного тупо бродила риторическая мыслишка: «CNN установила камеры на нашей улице… Стало быть… Неужто и вправду бомбить собрались?!»

Москва. Медведково.

Приехав на две недели по гостевой визе, Максим Словинский поселился у бывшего одноклассника. Мамлеев пришел к нему за час до срока и с унылым видом признался:

— Знал бы ты, как я хочу повидать Янку…

Еще вчера это было чистой правдой, но сейчас он вдруг понял: что-то изменилось. Уже несколько лет перед глазами Богдана, как наваждение, стояло лицо Яны, а теперь место этого образа прочно заняла сегодняшняя знакомая Лея… «Не к добру, — насторожился журналист. — Только этого мне для полного счастья не хватало».

Между тем Макс принял его слова вполне благожелательно и сказал не без сочувствия:

— Понимаю. Она тоже говорила, что соскучилась по здешним друзьям. И Москву повидать хочет…

— Надо что-нибудь придумать, чтобы ее пригласить, — решительно заявил Богдан. — А то характер у твое сестрицы сам знаешь какой. Пока силой или хитростью не заставишь — будет упрямиться, пусть даже сама этого до смерти хочет.

— Она такая, — согласился тинейджер. — А что придумать-то?

— Пока я к тебе добирался, мелькнула одна мыслишка…

Вообще-то мыслишка эта мелькнула еще в прошлое воскресенье, когда общие знакомые сообщили о приезде Макса. И дело тут было не только в ключе к сети компов заморской спецслужбы. В тот момент (да и сейчас тоже, пусть не так остро) Богдана куда сильнее заинтересовала возможность повидать Яну, и он не собирался упускать прекрасный шанс совместить приятное с полезным.

Богдан изложил свой замысел, удовлетворенно наблюдая, как хихикает и щерится собеседник. Макс был веселым парнишкой, любил розыгрыши и частенько ввязывался во всевозможные авантюры, а потому вполне мог увлечься безумной затеей журналиста. Он и увлекся.

— Здорово придумал! — восторженно сказал Макс. Его глаза блестели, а рот растягивался несдержанной улыбкой. — Только паника поднимется — ты же знаешь мою семью. Чего доброго мать вместо Янки примчится.

— Сколько вас учить — предохраняться надо, — назидательно изрек Мамлеев. — Скажешь, мол…

Оставшееся время он инструктировал израильтянина, что и как говорить, а чего не говорить ни в коем случае, дабы избежать ненужных осложнений. Предусмотрительность — великая штука. Помогает заранее подготовиться к некоторым неожиданностям. Увы, не ко всем.

Наконец в 18.02 телефон коротко звякнул, словно спросонок, потом затрещал длинными звонками. Подняв трубку, Макс принялся кряхтеть и охать, потом сказал, что дела в порядке, но сильно побаливает бок и есть подозрение на аппендицит, а потому через пару часов он ложится в больницу. Богдан не слышал ответ Яны, однако увидел, как глаза парнишки сделались квадратными, и Макс пискнул:

— Да ты чего, какая на фиг… Говорю тебе, аппендицит, с утра дома сижу. Хотел с тобой поболтать, а вечером ребята отвезут…

Немного послушав сестру, он подмигнул Богдану и продолжил излагать легенду:

— Слушай, может приедешь? Только матери не говори, а то начнется паника на всю Галактику… Да ну, зачем…— Макс неуверенно посмотрел на Богдана. — Не знаю… Много не бери, обойдемся. Думаю, хватит карточки на тысчонку баксов… Ага, целую. Ребята тебя в аэропорту встретят.

Положив трубку, Макс заржал и сообщил, что сестра обещала прилететь ближайшим самолетом и что часа через два-три она перезвонит и скажет, какой рейс надо встречать.

— Прекрасно. — Журналист протянул ему записку. — Пусть ей ответят, что тебя положили в эту больницу.

— Зачем?

— Может, она захочет проверить, действительно ли ты лежишь в палате или просто решил к ней приколоться.

— Наверняка захочет, — согласился ошеломленный его проницательностью Макс. — А как ты догадался?

Махнув рукой, Мамлеев буркнул: мол, я твою сестру насквозь вижу получше всякого рентгенна.

Киев. Резиденция президента Украины.

Окруженный эскортом мотоциклистов и «джипами» охранной службы «мерседес» промчался по Крещатику. Несмотря на выходной день, народу на главном проспекте столице собралось немного. Лишь на некоторых перекрестках госсекретаря встречали кучки киевлян, державших транспаранты с призывами не допустить агрессии НАТО и отстоять суверенитет державы. Милиция не вмешивалась. Стражи порядка лишь уговаривали демонстрантов убрать плакаты с матерными оскорблениями руководителей заокеанской сверхдержавы.

Президент Фердецкий встретил Хэддена строго по-протокольному — на ступеньках у входа своей резиденции. Американец со страдальческим видом протянул ему ладошку, скользнул безразличным взглядом по лицам министрам и генералов. Некоторые были ему знакомы по фотоснимкам из доклада ЦРУ — этих людей предстояло предать Гаагскому трибуналу как военных преступников. Согласно сценарию, министры обороны и внутренних дел будут приговорены к пожизненному заключению, начальник Генштаба и директор СБУ проведут в тюрьме по 20 лет. Всего в списке было около тридцати функционеров режима, и Хэдден не помнил, как их зовут, ведь славянские имена так трудны для произношения.

К высокому заокеанскому гостю бросились журналисты, протягивая микрофоны, украшенные эмблемами медиа-компаний. Сверкали фотовспышки, а телескопические объективы видеокамер нацелились, словно стволы безоткатных пушек. Посыпались вопросы, и госсекретарь выбрал тот, на который был заготовлен лязгающий сталью ответ: «Вы привезли новые предложения о мирном урегулировании?»

— Я привез ультиматум, — величественно провозгласил Хэдден. — Если Киев хочет мира, то проявит благоразумие. Если Киев хочет войны, то получит войну.

Пока рассаживались за столом переговоров, министр Антощенко шепнул премьеру: