Евгений Щукин - Тропинкой человека

Я так удивился, что поначалу даже внимания не обратил, каким тихим, предательски дрожащим голосом это произносится.

— Шутишь?! Думаешь, им станет легче?

Она хотела что-то ответить, но вдруг обхватила худенькие плечики руками и заплакала.

— Кешка, мне страшно! — всхлип. — Что теперь делать?

Я подошел ближе. Осторожно, что бы не сдавить, приобнял:

— Мне тоже страшно. Прости, что втянул тебя. Если бы не ты, не знаю, что со мной было бы.

У нее началась истерика:

— Прости?! Никогда не прощу!! Это ты во всем виноват! Это из-за тебя мы должны бояться! Ты должен был думать о нас, когда кривлялся там!

Надя раз за разом толкала меня в грудь — с тем же успехом она могла толкать какое-нибудь столетнее, крепко вросшее корнями в землю дерево. Я не защищался.

Привлеченная шумом, в комнату заглянула мама. Не увидев ничего, требующего немедленного вмешательства, тихонько прикрыла дверь.

Подняв руку, я неловко погладил сестру по голове.

Потом Надя уже не толкалась, не кричала, не проявляла вообще никакой агрессии — просто плакала. Трудно сказать, сколько мы так стояли, занимаясь каждый своим делом: я как можно ласковее гладил ее волосы; она — питала влагой мою одежду. Постепенно рыдания стали затихать, и вот Надя отстранилась, медленно вытерла глаза.

— Будь рядом, — попросила она. — Хотя бы несколько дней.

— Хорошо. Только мне сперва нужно Димку предупредить, и с Фаргелом поговорить. Утром вернусь.

Еще раз всхлипнув, она неловко обняла меня, отодвинулась — и проговорила:

— Иди.

Я пошел. Всегда чувствовал себя неловко в подобной ситуации: никогда не знаешь толком, что делать, если люди плачут. Лучше бы они радовались.

Пока я натягивал куртку, собираясь покинуть родительский дом, Надежда стояла рядом. Уже не хлюпала носом, уже перестали течь блестящие капельки из уголков глаз — стояла и неотрывно на меня смотрела. Будто на фронт провожала!

Мама отложила дела, вышла, чтобы тоже меня проводить. Стояла у входа в зал, молча наблюдая за дочерью. Не вмешивалась.

Открыв дверь, я изменившимся голосом бросил короткое «пока» и поспешил прочь.

Ну не знаю я, чего от меня ждут: не умею себя правильно вести в такие моменты! Всегда хочется забиться под кровать, скрыться с глаз. Девчонкам проще — «сюсю-мусю», друг с дружкой повздыхали, пообнимались — и готово: все счастливы. Мужчины некоторые тоже — мой отец, например: никогда не покажет, что чего-то боится…

— Теперь, может, объяснишь, чего ты вытворял перед Советом?

Я вздрогнул так, как иные прыгают.

А? На лавочке перед подъездом сидел Фаргел, бесцеремонно взяв меня на прицел своих красноватых глаз. На ловца и зверь…

Остается выяснить, кто из нас ловец. Я подошел к Старейшему, сел рядом.

— В смысле?

— Что такое «Всмысле»? — непонимающе переспросил он. — После того, как ты поставил телепатическую защиту, я не всегда тебя понимаю.

— Я хотел спросить, что ты имеешь в виду?

— Твою реплику, конечно! Мы все умеем чувствовать привязанность, поэтому и не удивились, когда ты стал защищать смертных, но зачем тебе надо было бросать нам вызов?

— К-какой вызов? — произнося это, я чувствовал себя невероятно тупым. Да простят меня ценители культурного слова.

— Зачем ты назвался Фельве? Разве ты не знаешь, что ты творил этот друд?

— То же самое, что вампиры творят со смертными, — огрызнулся я. — Чем вы лучше? А как услышали его имя, небось в штаны наложили?

Сам не пойму, зачем нарываюсь на неприятности? Нервы! Закончу разбираться со Старейшими — и на лечение! В институт Склифософского. Тем более что мне там самое место… М-да. Юмор-то черный.

— Наивно и просто глупо, — мягко пожурил Фаргел. — Так недооценивать Старейших может только невысохший щенок. Радуйся, что они отнесли тебя к этому виду.

«Нашли щенка!» — возмущенно подумал, на самом деле признавая, что до силы, опыта и возможностей Старейших мне ох, как далеко.

— А ты, значит, думаешь иначе?

— Щенок и есть, — выдал оценку Фаргел. — Не такой малыш, как они думают, но все равно глупый. Так зачем тебе понадобилось называться Фельве?

Будь что будет. Или? Нет, иначе мне вампиров не удержать! А, какого черта!

— Потому что, по-моему, я и есть Фельве, — на всякий случай я решил смягчить формулировку.

— Чушь! — Фаргел даже фыркнул от возмущения. — Я знал друда, видел его глаза; я навсегда запомнил его походку. Я убил его! К чему ты мне это говоришь?

— Затем, что это правда. Я считаю, что в прошлой жизни был друдом по имени Фельве.

— Вот оно что! Ты имеешь ввиду те сны? Я считал тебя более здравомыслящим.

Сны? Как он узнал?

— Прочитал в твоих мыслях при первой встрече, — ответил Фаргел, внимательно следя за моим лицом. — Очень хотелось разобраться, почему ты так меня боишься.

Что же получается: он знал еще тогда — и выжидал? Трудно предугадать пути Фаргела!

— Почему? — хрипло спросил я.

— Что почему? Выражайся яснее.

— Почему ты молчал? Почему ничего не сделал?

— А что я должен был с тобой делать? Ты был просто еще одним вампиром. Да, убившим своего прародителя, но сделавшим это по серьезной причине. Да, жалким новичком, но хитрым и осторожным, а, значит, заслуживающим право существовать. Я знал о тебе все с самой первой нашей встречи начала: вампиры — не такие создания, которых можно оставлять без присмотра. Я наблюдал за тобой, испытывал тебя, — я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты — не Фельве. У тебя совсем иной характер, ты по-другому мыслишь. Но ты еще можешь стать друдом. Правда, не из-за жажды власти или всемогущества, а чтобы защитить близких или отомстить. Ты можешь им стать, если уничтожить твою семью.

— Про это я и говорил, когда назвался Фельве, — неужели это произношу я. Голос совсем чужой.

— Хочешь сказать, ты просто защищаешь свою семью, но не смертных в целом?

Вообще-то, других людей мне тоже жалко. Но надеяться на то, что вампиры согласятся умереть голодной смертью — глупо.

— Да. — Я упрямо сжал губы. — Защищаю свою семью.

— Но остальных-то смертных можно трогать?

«Какого черта ты издеваешься! Знаешь ведь. Что от меня ничего не зависит!»

— Да…

— Неужели? — саркастически поддел Фаргел. — Прекрасно. Надеюсь, ты не будешь возражать, если мы умертвим пару-тройку излишне любопытных ученых?

Умертвим?

Я вскочил со скамейки и одарил Фаргела тяжелым взглядом:

— Нет!

Потом подумал, что он может неправильно понять и уточнил:

— Возражаю. Кого ты подразумеваешь, когда говоришь «мы»?

Неужели он собирался предложить эту «честь» мне?

— Других вампиров, конечно — Старейших — Фаргел развеселился. — Не тебя же! Но если ты не прочь…

Он оценивающе прошелся по мне взглядом.